России нужны аристократы духа
С кандидатом физико-математических наук, помощником главреда издания «Нева» Александром МЕЛИХОВЫМ разговаривает отечественный обозреватель.
— Александр, сейчас внимание людей, хоть как-то смотрящих за состоянием русском науки, было приковано к реформированию РАН. И к главным проблемам науки относили непозволительно недостаточное финансирование.
Что вы, как человек по роду деятельности общающийся со многими учёными из различных областей знания, замечаете?
– Я замечаю в первую очередь историю науки. Скажем, Уильям Гершель, сын бедного выкреста-музыканта и сам гобоист в армейском оркестре, с молодости изготавливал телескопы, а позже Георг Третий начал его финансировать.
И Гершель сделался великим астрологом, а заодно открыл инфракрасное излучение. А если бы король начал финансировать какого-нибудь торговца, то было нужно бы придумывать совокупность контроля, дабы тот не реализовал и сам телескоп.
В то время, когда вечно обсуждается, КАК финансировать, но совсем не обсуждается, КОГО Как футбол может развиться только в той стране, где мальчишки мечтают футболом, так и выдающихся учёных порождает публичное восторг наукой. Но откуда девчонки и романтичные мальчишки определят о выдающихся учёных, в случае если из телевидения их в далеком прошлом выжили проходимцы и шуты?
Финансирование деньгами в некоторых научных сферах сделалось в полной мере приличным, но о необходимости финансирования восторгом важные лица, думается, кроме того не подозревают. В частности восторг – основное горючее.
– В период СССР тяжело было представить семью образованных людей, не выписывающую издание «жизнь и Наука». на данный момент данный издание не в каждой библиотеке и отыщешь. Однако в августе выходит первый номер издания называющиеся «Образовательная политика» с вашей, Александр, статьёй, озаглавленной «В случае если соль прекратит быть солёной: власть и наука».
Какие конкретно задачи ставит перед собой данный издание? И имеется ли в Российской Федерации по большому счету образовательная политика?
– Образовательная политика сейчас старается быть прагматичной, как и вся политика. Больше говорят об интересах, чем об совершенствах. Но наука – дело идеалистов.
Никто из великих учёных среди собственных мотивов ни разу не назвал какие-то пользы – лишь красоту, азарт, а Эйнштейн в один раз заявил, что в науке мы укрываемся от безобразия и жестокости действительности. И главред издания Александр Асмолов разделяет ту мою идею, что образование должно готовить ещё и аристократов духа, стремящихся послужить чему-то красивому и долговечному.
Без них любой народ делается легко нежизнеспособным.
– Государство осознаёт, что следует сделать?
– Методика формирования научного класса известна: необходимо открыть возможности уже имеющимся аристократам создавать себе аналогичных в кружках и школах для очень одарённых и романтичных, отбирая их на олимпиадах максимально широким бреднем, создавая сеть специальных учебных кластеров и заведений, как свежий пример – сочинский образовательный центр «Сириус».
– Вы задаётесь двумя вопросами: Так ли уж противоположны власти и интересы науки? Нет ли у науки и государства неспециализированного и притом более страшного неприятеля, что это за неприятель?
– Скука, бессмысленность судьбы. В случае если мы посчитаем, сколько народу убили наркотики и алкоголь, это будут утраты полномасштабной войны.
– Вы полагаете, что авторитет науки основывается не на том, что она создаёт нужные вещи, а на том, что она поражает воображение. Вы, Александр, любите приводить пример с повальными восхищениями по поводу теории относительности Эйнштейна, которую, кстати, мало кто и тогда осознавал, и по сей день осознаёт.
А вероятен ли в наше время таковой восхищение?
– Восхищаются не лауреатами Нобелевской премии, их имена мелькают в массмедиа лишь во время вручения очередной премии в отличие от список Forbes.
Среди десятков моих привычных имеется лишь один, кто интересуется перечнем Форбс. А чтобы наука процветала, достаточно одного процента населения.
В случае если в каждом классе будет один будущий аристократ и романтик духа, этого с избытком хватит и для науки, и для культуры.
– Как мне представляется, в случае если в романтические 60-е, в то время, когда все повально были увлечены наукой и её достижениями и как раз наука казалась путём к счастью, то на данный момент мало кто вычисляет науку талантливой осчастливить человека либо дать ему надежду, как её даёт религия.
– В науку и по сей день верит больше людей, чем в Всевышнего. Креститься не означает верить.
В противном случае так не процветали бы шарлатаны, которых церковь осуждает.
– Вы сами рассказываете, что борцы с лженаукой борются не с отдельными шарлатанами, одолеть которых было бы не так тяжело, но с людской природой, для коей жизнь без надежды на чудо тяжело выносима. А какую надежду может дать наука, в случае если любое её открытие тут же употребляется или для ещё более изощрённого уничтожения людей, или для ещё более интенсивного наращивания доходов?
– Наука порождает гордость за человека, а основной неприятель отечественного счастья – чувство собственной мизерности.
– Я думаю, социологи и психологи тут с вами поспорили бы. Непременно, такие люди в обществе имеется, но большинство сравнивает себя не с мощью непознаваемой Вселенной, а с удачами собственного яркого окружения.
Отыщем в памяти Маяковского, что хотел сравниваться с Коперником, «его, а не мужа Марьи Иванны, считая своим соперником». Для таких переживаний нужно быть человеком соответствующего масштаба.
–Если бы людей интересовали лишь индивидуальные победы над ближайшим окружением, они бы так не сходили с ума из-за побед футбольных команд. Кроме того из-за выплаты ипотеки они так не бесятся.
Не говоря уже о выплате госдолга.
– Вы утверждаете, что природа людей влечёт их вовсе не к науке, но к ремесленничеству (для пользы) и к волшебству (для утешения). Но как тогда растолковать всплеск интереса к науке в те же 60-е?
Это же был новый Ренессанс!
– Мечта. Неограниченная энергия, покорение грозы, физики и бессмертие эти были не «ботаниками» – красивые мужчины, храбрецы
– Вы полагаете, что и любовь к футболу, и любовь к математике в человеке может пробудить только второй человек, проникнутый данной любовью и владеющий поэтическим бесплатно её выражения. А сам человек без внешнего импульса не может к этому интересу?
– Пологаю, что нет. Мифология науки обязана нарабатываться несколькими поколениями.
– По вашим словам, основная сокровище научного слоя содержится не в том, что он создаёт, но в том, что он обожает то, к чему пытается, а обожает он что-то прямо противоположное тому, к чему пытается остальной мир. И потому научное сообщество должно разве только для виду соглашаться, но в душе глубоко ненавидеть все авторитеты, каковые ему навязывают сильные мира этого: главенство материального производства, главенство рынка либо какое бы то ни было иное главенство.
Другими словами учёные должны быть маргиналами, внесоциальными элементами? Улучшать комфортность вторых, оставаясь за бортом?
– В том месте, где науку уважают, недоедать учёным не разрешат. А роскошествовать им и самим не требуется.
Обладанием самыми грандиозными яхтами и часами за миллионы долларов они не мечтают.
– Остановите на улице любого человека и попросите назвать его хотя бы одного нобелевского лауреата по науке. А вот одиозное имя денежного спекулянта Сороса знают все. Из-за чего так происходит?
А ведь – цитирую – до тех пор пока имена великих учёных не будут вызывать у нас восторг, русский наука не оживёт. Любой русский учёный, инженер, программист, завоевавший интернациональное имя, усиливает обороноспособность России, потому что трудится на её хороший образ; нереально не питать уважение и симпатию к стране, где стремятся и могут взращивать таланты, – нет ничего, что стоит так дёшево и не ценится так дорого.
– Ну Эйнштейна либо Ньютона любой знает. Сейчас ещё и Перельмана с Пуанкаре. Но то, что не знают Ляпунова, Колмогорова, Капицу, Семёнова, Крика и Уотсона, – это позор и стыд.
И для страны, и для школы. И для власти.
– Как вы думаете, большое количество ли молодёжи задумается над вашими словами: «Учёный обязан не забывать: что прекрасно для науки, то прекрасно для человечества, в мире нет ничего более большого, чему бы следовало жертвовать»?
– Один из 100 – это громадный успех. Больше и не нужно.
Отечественная справка
Александр Мотелевич МЕЛИХОВ – русский публицист и писатель. Окончил математико-механический факультет Ленинградского университета, трудился в НИИ прикладной математики при ЛГУ, кандидат физико-математических наук.
Как прозаик печатается с 1979 года. Проза размещена в изданиях «Нева», «Звезда», «Новый мир», «Знамя», «Дружба народов».
Создатель книг «Провинциал», «Весы для хороша», «Исповедь иудея», «Горбатые атланты, либо Новый Дон Кишот», «Роман с простатитом», «Нам целый мир чужбина», «Чума» и многих вторых.
Сейчас А. Мелихов развивает концепцию «человека фантазирующего», разглядывая историю как историю зарождения, распада и борьбы коллективных мечт.
