С гитлером против сталина: дневники времен войны али рахмановой — «наука»
Выслананя во второй половине 20-ых годов XX века из собственной отчизны писательница Аля Рахманова, пребывав в эмиграции, все делала чтобы бороться с господством коммунистов. А также она поддерживала нацистский режим в Германии.
11 февраля 1991 года в маленьком городе Эттенхаузене, расположенном в кантоне Тургау, погибла в очень преклонном возрасте Галина Дюрягина, которая между двумя мировыми войнами под псевдонимом Аля Рахманова имела миллионную читательскую аудиторию по окончании публикации собственных дневников периода революции. Она появилась на Урале во второй половине 90-ых годов XIX века и выросла в Перми.
Ее обучение в основанном в то время Пермском университете было прервано революционными событиями. Галина Дюрягина совместно со собственными родителями бежала в Сибирь, где она познакомилась с австрийским пленным Арнульфом фон Хойером (Arnulf von Hoyer) и стала его женой.
Скоро у них появился их единственный сын Александр. Во второй половине 20-ых годов XX века власти выслали Арнульфа фон Хойера из СССР.
Юная семья сперва обосновалась в Вене, а после этого переехала в Зальцбург. Арнульф фон Хойер занимался переводом автобиографических текстов собственной жены на немецкий язык.
Посредством таких примечательных названий собственных романов как «Студенты, любовь, чека и смерть» (Studenten, Liebe, Tscheka und Tod; 1931) и «Браки среди красной бури» (Ehen im roten Sturm; 1932) Рахманова умело пользовалась как мелодраматическими вкусами того времени, так и царившими в Австрии антикоммунистическими настроениями. Незадолго до окончания войны эта супружеская чета покинула Зальцбург и переехала в Швейцарию.
Спустя пяти десятилетий романы Рахмановой были переизданы. Но они уже не имели того успеха, что отмечался в прошлые времена — СССР в 1980-е годы воспринимался немецкоговорящей публикой уже не как страшный неприятель, а как новая страна третьего мира.
В переменчивой литературной карьере Рахмановой отражается ее жизнь, отмеченная драматическими и ужасными событиями, — в первую очередь смертью ее сына, что был воином и погиб в последние дни войны, защищая Вену от Красной Армии.
ревность и Страстное желание
Суд над сталинизмом
Сутки09.12.2015Неординарный сталинизм
Украiнська правда11.11.2015Риторика времен «большого сталинизма»
Radio Praha21.10.2015Доносите, чтобы выяснить сталинизм
Slate.fr16.07.2015Подобная формулировка, "Наверное," была особенно болезненной для Рахмановой, потому, что она весьма гордилась собственными татарскими корнями, и своим собственным «совсем необыкновенным лицом, владевшим очевидно выраженными личными чертами». По окончании ходатайства одной из ее привычных и ее обращения лично к Геббельсу Рахманову все же приняли в Имперскую писательскую печатную палату.
Но роман о революции «Студенты, любовь, чека и смерть» вышел не в новом германском издании, а без ее ведома был переведен обратно на русский и направлен на Восточный фронт как агитационный материал для распространения среди русского населения. Озадаченная Рахманова записывает в собственный ежедневник 20 октября 1943 года: «На книге указано имя автора — Александра Рахманова, но это не моя книга!
Нет, нет! Перевод в языковом отношении не выдерживает никакой критики, многие вещи опущены, а текст всецело искажен.
Я в отчаянии, я весьма несчастна! В каком же виде моя книга попадет на мою отчизну!»
Близко к китчу
Возможно, перед публикацией данной книги с Рахмановой не было никакого контакта, потому, что ее не желали привлекать к работе над текстом. Не обращая внимания на данный неутешительный опыт, Рахманова продолжала твердо придерживаться собственных национал-социалистических убеждений.
В последний сутки 1943 года она молилась о мире — конечно, о мире по окончании победы Германии. «Помоги Германии. Тут большое количество мужественных, сильных духом людей. Они должны жить. Они — это лучшее, чем владеет человечество».
К концу войны ее дневниковые записи становятся все более патриотичными. 25 мая 1944 года она пишет о том, что право на стороне Германии.
С 10 августа она принимает участие в общественных работах по защите рейха и заканчивает в тот сутки собственную дневниковую запись маленькой молитвой, обращенной лично к фюреру: «Господи, помоги Гитлеру в его борьбе!» А также будущее «восточных работниц, казалось, совсем ее не тревожила. Напротив, по окончании жалоб подруг она призвала привезенных в воспитательниц русских и Австрию экономок к тому, дабы они более сознательно относились к собственному труду.
Генрих Риггенбах считает, что связи Рахмановой с гитлеровской Германией были кроме этого одной из обстоятельств переезда ее семьи в Швейцарию. Страно то, что Рахманова и ее муж затем ни разу не возвратились в Зальцбург а также не приехали на захоронение останков собственного сына во второй половине 40-ых годов двадцатого века.
Возможно, Рахманова не желала, дабы ей задавали вопросы о ее открытой помощи Гитлера — в собственных написанных по окончании войны книгах она всегда представляла себя в качестве жертвы нацистского режима.
Рахманова всю собственную жизнь посвятила писательскому труду. Она желали писать книги, просматривая каковые «тысячи людей будут плакать и содрогаться».
С громадным беспокойством она вспоминает о пике собственной популярности, в то время, когда ее почитатели были в восхищении от нее «и осыпали ее цветами». Исходя из этого она весьма пристально обращалась с письмами собственных поклонников, каковые она кроме того забирала в бомбоубежище.
Временами она включала в собственные ежедневники пробные варианты собственных будущих романов. Но ее наброски больше похожи на литературный китч: «на данный момент невыносимо холодно.
Но она направляется к берегу бурной реки, еще полностью не освободившейся ото льда, в надежде на то, что она сможет его заметить. Что означает одиночество для дамы, способен осознать только тот, кто уже испытал что-то подобное.
Страстное желание любви! Всегда страстное желание дамы иметь рядом с собой мужчину! В нем имеется что-то иррациональное, мистическое».
Как словно бы в качестве воплощения аналогичной программы, Рахманова испытывала нескончаемую любовь к супругу, которого она всегда называет «мое любимое солнце».
Аля Рахманова, конечно же, не есть великим живописцем, чье имя переживет века. Но в 30-е годы прошлого века в собственных очень эмоциональных романах ей удалось ощутить нерв собственного времени.
Ее произведения оказывали влияние на наполовину мечтательный, наполовину пугающий образ России, характерный для целого поколения. Вместе с тем ее безоговорочная помощь нацистского режима на протяжении войны не есть неповторимым явлением среди русских эмигрантов.
Так, к примеру, Дмитрий Мережковский (1865–1941) незадолго до собственной смерти приветствовал наступление Гитлера на СССР, и сохранял надежду на то, что Германия одержит победу в войне. В отличие от Мережковского, Рахманова поняла историческую ошибочность собственных суждений.
Во второй половине собственной жизни она была далека от политики: она написала воспоминания о собственном погибшем сыне, и пара исторических романов на русскую тему. Сейчас Рахманову направляться отметить как одну из первых представительниц литературной «пятой Швейцарии».
Аля Рахманова. Зальцбург красив кроме того в снегу и в тумане. Ежедневники 1942 – 1945 гг. переводчик и Редактор Генрих Риггенбах (Alja Rachmanowa: Auch im Schnee und Nebel ist Salzburg schon.
Tagebucher 1942–1945. Ubersetzt und herausgegeben von Heinrich Riggenbach. Otto-Muller-Verlag, Salzburg, Wien 2015).
Для чего Сталин отправился на сделку с Гитлером в 1939?
