Интервью с освобожденным российским летчиком владимиром садовничим
— Владимир Владимирович, вы знали о том, что происходило в Российской Федерации в связи с вашим делом?
— В то время, когда начались судебные слушания, ко мне приезжал мой самый близкий товарищ. Он держал меня в курсе, говорил, что происходит в Российской Федерации, как и отечественный юрист Гулом Бобоев.
Что касается СМИ, мы имели возможность приобретать данные лишь из местной прессы — тут имеется такая газета «Азия-плюс». Другими словами я не могу заявить, что всецело был в курсе всего, но по мере возможностей приобретал данные.
— И как вы относились к новостям?
— Меня это самую малость настораживало. Получалось, что дело принимало политическую окраску, не смотря на то, что этого не хотелось. И исходя из этого было не очень приятно, в то время, когда в русском прессе оказались пара тенденциозные антитаджикские высказывания.
Я осознавал, что это не усиливает, а ухудшает обстановку, что люди занимаются чистым пиаром, а нам от этого возможно лишь хуже. Но были и хорошие выступления, за каковые мы весьма признательны.
Благодарю отечественным СМИ, каковые прекрасно освещали дело, — как говорится, рука всегда была на пульсе. Но кое-какие вещи напрягали.
Кстати, подобные антироссийские статьи были и в Таджикистане.
— Таджики, с которыми вы контактировали, высказывали вам собственный вывод касательно ситуации?
— В суде мы фактически не общались ни с кем. А в следственный изолятор, как ни необычно (но это не необычно в действительности), в том месте все были за нас, кроме того сотрудники. СИЗО — это, само собой разумеется, не трехзвездочная гостиница, это камера.
Но отечественные сокамерники — граждане Таджикистана — принимали нас, как гостей. Мы в камере были фактически как гости! Сотрудники СИЗО относились к нам прекрасно еще и вследствие того что к нам прекрасно относился глава учреждения.
В то время, когда мы лишь поступили, он выяснил, что я офицер (Садовничий 23 года прослужил в армии во времена СССР. — «Газета.Ru»). Мы с ним поболтали прекрасно, по-человечески.
— А где вы помогали?
— Вся моя работа в армии — это дальняя авиация, дальние и стратегические бомбардировщики. Ту-16, Ту-95 — я летал на этих двух самолетах.
— Как вы думали, чем закончится обстановка с задержанием самолетов? Складывалось чувство, что сначала никто не ожидал — ни экипаж, ни компания-обладатель, что может дойти до дела.
— В действительности так и было. Через два дня по окончании того, как нас задержали, сотрудники комитета нацбезопасности нам объявили, что к экипажу претензий нет, дело возбуждаться не будет.
Сообщили — на данный момент поселим вас в отель, встретимся с управлением вашей компании, и до свидания. Ну а позже все приняло совсем второй оборот.
— А в то время, когда вы осознали, что вас вправду смогут посадить действительно и на долгое время?
— Через два месяца все началось. Нас продержали в отеле два месяца — забрали паспорта, поставили охрану.
Мы наблюдали телевизор, ходили лишь во внутренний дворик. Нас имели возможность под охраной вывести в магазин по одному либо вдвоем.
Ежедневно нам говорили: вы не арестованы, все нормально, вопрос решается, сейчас-на следующий день мы вас отпустим. Все так тянулось, а позже обстановка зашла в тупик (усмехается). Нас пара не весьма порядочным методом заманили.
Сообщили — капитаны судов, давайте проедем в комитет, кое-какой вопрос нужно решить. Мы приехали, а нам заявили, что мы задержаны.
А на следующий сутки — арест и в следственный изолятор.
— Складывается чувство, что в действиях следствия и прокуратуры все было не по закону. А вы как вычисляете?
— (Усмехается.) Ну по большому счету дела как такового не было, это была чистая подстава с целью забрать два самолета. А мы были как рычаг — через нас давили на хозяина, говорили: не дашь самолеты — мы их посадим.
— Хозяин — это Сергей Полуянов?
— Да. Как он сказал, от него потребовали, дабы он реализовал за рубль либо оформил дарственную на эти самолеты, и тогда нас отпустят. В итоге обстановка зашла в тупик, он отказался.
И тогда открыли дело, и нас послали в следственный изолятор. А позже человек из комитета нацбезопасности, что с нами общался, сам мне сообщил открытым текстом: «Вопрос в самолетах, к вам претензий нет. Но ваш хозяин не желает идти навстречу».
Причем высказывали такие занимательные мысли — какой он (обладатель самолетов. — «Газета.Ru») непорядочный человек, что ему эти самолеты в далеком прошлом окупились, а он не желает их сейчас дать за просто так. Говорили, что им кроме того известно, за какое количество он их когда-то приобрел.
— А вы также в Таджикистане на этих самолетах трудились?
— Мы на этих самолетах в Кабуле с 2008 года трудились по перевозке продуктов питания Suprime Food. Экипажи изменялись дважды в год. В прошедшем сезоне проводились технические работы, я взлетал на Ан-72 из Кабула, и мне разрешали посадку на армейском аэропорте Гиссар в Таджикистане.
Правильно нужно было садиться в интернациональном аэропорту. Но тогда к компании, на которую мы трудились, было особенное доверие, и ее самолетам позволялось садиться на армейском аэропорте.
И мы в том месте трудились целую семь дней, позже я уехал, а в том направлении приезжала бригада из России и делала на этом самолете уже важные технические работы.
— В случае если раньше к компании было такое отношение, что же случилось с разрешением на пересечение границы? Из-за чего оно стало недействительным?
— (Смеется.) В действительности разрешение на пересечение национальной границы для самолетов гражданской авиации — это полностью формальная бумажка. Это не виза стран шенгенского договора. Тут никаких испытаний нет.
Легко компания присылает верно заполненную заявку, и на ее основании стопроцентно выдается разрешение. Наша фирма (компания-арендатор Aerospace Consortium. — «Газета.Ru») отправила заявку в «Таджикаэронавигацию».
Что с ней случилось — я так до сих пор и не осознал. На суде выступал представитель «Таджикаэронавигации», он сказал, что заявка была неправильно заполнена.
Но следователи кроме того не спросили, каких данных не хватало. Это же могла быть отговорка — все годы компания заполняла заявки верно, а в данный случай совершили ошибку!
Но наряду с этим почему-то менеджер отечественной компании выдал нам это разрешение, менеджер выдал нам его — два экземпляра — мне и Руденко. Как выяснилось, оно было недействительным.
— А из-за чего двигатель признали контрабандой?
— Ха-ха! С двигателем было по большому счету смешно, это был правовой беспредел.
Двигатель был в самолета а также не пересек национальную границу Таджикистана. По законам пересечением границы считается момент, в то время, когда груз выгружается из самолета.
А данный двигатель так и остался в. На суде выступали представители таможни, каковые подтвердили, что нарушения тут нет. А нас еще обвинили в силовом прорыве таможенной границы.
По их законам это указывает использование физического действия на сотрудников таможни. А в уголовном деле по большому счету не зафиксирован факт прорыва границы.
Помимо этого, двигатель не имеет возможности принимать во внимание коммерческим грузом, поскольку он является собственностью фирмы и его не планировалось выгружать в Таджикистане.
— А вы в курсе, что судья запретил вам руководить воздушными судами четыре года?
— Вы лучше меня осведомлены! Нам решение суда зачитывали на таджикском языке, я его не весьма кроме того осознал.
Осознал лишь, что нас высвободили. Возможно, позже решение суда переведут на русский.
— Консульство заявило, что вы возвратитесь в Москву 24 ноября. Вы думали, чем займетесь в Российской Федерации?
— Ха! Я до тех пор пока желаю легко к себе возвратиться!
Эксклюзивное интервью ректора МГУ Виктора Садовничего. Полная версия
