И ласковых имён младенческая нежность
Имеется в календаре даты, родные сердцу каждого. 6 июня вся Российская Федерация говорит стихами величайшего русского поэта Александра Сергеевича Пушкина. В канун дня его рождения отечественный обозреватель встретился с заведующей мемориальным Музеем-квартирой А.С.
Пушкина в Петербурге, профессором филологии Галиной Седовой и попросил её поведать читателям «АН» о том, как поэт относился к четверым своим детям, поскольку обнаружить время для эйфорий домашнего бытия ему было весьма непросто.
— Строгие столичные правила, – говорит Галина Седова, – не разрешали поэту по окончании женитьбы сосредоточиться на эйфориях домашнего бытия. Камер-юнкер Пушкин был обязан посещать во дворце и в свете.
Помимо этого, к нему – издателю журнала «Современник» – целыми днями шли визитёры: писатели, журналисты, типографы, переписчики. Наряду с этим главным делом для поэта оставалось его творчество.
И однако он обнаружил время для занятий с детьми. У Пушкина их было четверо: через год по окончании рождения Маши на свет показался Саша (рыжий Сашка), после этого младшая дочь и Гриша – Наталья.
Со слов их матери Натальи Николаевны Сашка был любимцем, а вот Маше – громадной крикунье – время от времени доставалось от отца. Умерять излишнюю резвость детишек он считал нужным не потому лишь, что это имело возможность помешать его трудам.
Классическое воспитание аристократа потребовало определённых ограничений. Ребёнка готовили к взрослой судьбе, где показателем аристократизма постоянно считались хладнокровие и сдержанность – то, что Пушкин именовал умением «властвовать собой».
К сожалению, самого поэта родители не обучили этому мастерству, больше внимания уделяя науке «чтить самого себя».
Строгие подходы к воспитанию не мешали Пушкину оставаться любящим отцом. Домашние подмечали, что ему нравилось находиться в дверях детской, наслаждаясь, как его «ребят» укладывают дремать, а позже (наверное) – доходить к кроваткам, поправлять одеяльца.
Неслучайно детская помещение в последней квартире поэта на Мойке,12, размешалась рядом с кабинетом Пушкина. Как раз из данной помещения рано утром 30 января 1837 года детей привели и принесли к умирающему отцу.
Слабеющей рукой он благословлял каждого из них и отсылал от себя.
Об отношении Пушкина к детям возможно делать выводы, к примеру, по его письмам к жене: «Что Машка? Чай куда счастлива, что может вдоволь вести войну!»; «Что-то моя беззубая Пускина?
Уж эти мне зубы! – а каков Сашка рыжий? Да в кого-то он рыж? Не ожидал я этого от него»; «Что ты про Машу ничего не пишешь?
Так как я, хоть любимец и Сашка мой, а всё обожаю её выдумки»; «Сообщи Сашке, что у меня тут белые сливы, не чета тем, каковые он у тебя ворует, и что я прошу его их со мною покушать. Что Машка?
Какова дружба её с маленькой Музика? И каковы её победы?»
Рыжий Сашка вспоминал, как папа усаживал его к себе на колени и, держа прочно за руки, покачивая вверх-вниз, напевал «Во саду ли в огороде». Ту же песенку поёт и чудо-белка в пушкинской «Сказке о царе Салтане».
По воскресеньям Пушкин ездил с женой на ярмарки, откуда привозил детям игрушки. Старшему сыну – будущему генералу Пушкину – особенно запомнился «петушок, что пищал».
Сейчас в музее поэта возможно видеть недорогие игрушки, что продавались на столичных ярмарках в первой трети ХIХ века (их предоставил этнографии и Музей антропологии им. Петра Великого).
Это санки и деревянные лошадки; мячик, сшитый из лоскутов кожи; древесная юла и, само собой разумеется, глиняные свистульки, приводившие к детскому восторгу в любую эру.
Дворянские каноны не предполагали включения посторонних в круг домашних забот, но Пушкин с превеликой нежностью делился с родными привычными собственными волнениями и родительскими радостями. «Вот тебе анекдот о моём Сашке, – информировал Пушкин одному из друзей. – Ему запрещают (не знаю для чего) просить чего ему хочется. Пару дней назад говорит он собственной тётке: «Азя! дай мне чаю: я просить не буду».
А тригорской соседке Прасковье Осиповой-Вульф он пишет о собственной маленькой Маше: «Моя дочь в эти последние пять-шесть дней вынудила нас поволноваться. Пологаю, что у неё режутся зубки.
У неё до сих пор нет ни одного. какое количество ни убеждай себя, что любой прошёл через это, но эти создания так не сильный и беззащитны, что нереально без содрогания видеть, как они страдают».
Следуя традиции, принятой в его родительском доме, Пушкин полагал, что его дети воспримут верные манеры светского обращения, в случае если будут обедать за неспециализированным столом со взрослыми либо находиться в гостиной, в то время, когда в том месте оказались занимательные гости.
В то время, когда Пушкин собирался выйти к барьеру, для него было принципиально важно не только сохранить преимущество перед обществом. Готовя отпор своим недоброжелателям в начале 1836 года, он заявлял: «Как отец и дворянин семейства, я обязан беречь мою честь да и то имя, которое покину моим детям».
В то время, когда во второй половине 20-ых годов XX века в доме на Мойке открыли пушкинский музей, тут мало что напоминало о прошлых жителях. Но в течении десятилетий удаётся по крупицам собирать сведения не только о драматических эпизодах преддуэльной истории поэта, но и о повседневной жизни отца-семьянина – и Пушкина мужа.
Так как как раз через семью воплощалась в судьбу давешняя мечта о счастье, рождалось новое познание смысла людской бытия.
20 Нежные имена иудеев
