Б.а. рунов: получил звезду героя в последние дни войны
В армию я был призван сообразно собственному возрасту в первой половине 40-ых годов двадцатого века… Получал образование Болшевском инженерном училище, где нам хорошо преподавали немецкий язык.
По окончании был направлен в армию. Провоевал до конца войны, принимал участие в битвах при Чехословакии и освобождении Польши. С 4-й танковой бригадой в армиях 1-го Украинского фронта дошел до Праги и Берлина.
Ну а в то время, когда война близилась уже к концу, в то время, когда до Победы, казалось, подать рукой – случился со мной тот самый памятный случай, про что говорят: либо пан – либо пропал. И как же я благодарил судьбу, что не ленился совершенствоваться в германском языке…
Шли последние битвы в Берлине. У всех нас было весёлое настроение… И внезапно приходит срочный приказ – на самых тревожных нотах: срочно выступить!
Куда?!
Мне продемонстрировали на карте участок, что надлежало занять моему взводу. Придали кроме того два танка!
Указали маршрут, поставили задачу, и мы срочно выехали «на рысях» навстречу немцам. До последнего времени эта группировка немцев была окружена и вела себя в лесу достаточно нормально, а в тот сутки она внезапно решила прорваться.
Перед лесом я развернул взвод в цепь – воинов от воина не меньше чем на пятьдесят метров. Танки отечественные остались за домом аккуратной германской усадьбы, метрах в двухстах от опушки леса.
Из маленького перелеска мы нормально вышли на широкую поляну. Так продвигался взвод пара десятков метров, как внезапно иначе поляны из леса показалась плотная масса немцев, включая верховых.
Все это лавиной двигалось на нас.
Даю команду:
– Не стрелять и скоро отходить, возвращаться к своим танкам!
Но тут случилось непредвиденное – пара вражеских кавалеристов, скоро проскочив поляну, окружили меня. Вступать в бой с ними одному было безтолку и просто неразумно.
В это же время мои воины, следуя моей же команде, уже успели скрыться в лесу, а дальше, перебежав открытый, лишенный деревьев участок, были у отечественных танков.
Когда я осознал, что окружен, первое, что пришло мне в голову, была жгуче обидная идея: как мало я не дожил до конца войны! Придется погибать 1 мая 45-го года, практически незадолго до Победы!
И я решил начать официальные переговоры, пользуясь тем небогатым словарным запасом, которым владел.
– Сдавайтесь, в случае если желаете остаться живы! – стараясь четко и ясно выговаривать, зарубежные слова, начал я. – Берлин пал, сопротивление ваше безтолку. А вдруг отправитесь из этого вперед, как шли только что, знайте: в том месте отечественные танки!
Все равно – вам смерть.
Меня осознали и остановились совсем… Все замерли, слушая. Внезапно вижу – из толпы, расталкивая солдат и извлекая на ходу из кобуры пистолет, ко мне приближается германский майор.
Я на всякий случай вынул из кармана гранату. Подбежав ко мне, он тычет мне в пузо пистолет и говорит:
– Еще одно слово – и тебе капут!
Это был самый страшный для меня момент. Но германский майор был трезв, и он, само собой разумеется, заметил гранату в моей руке. Соответственно, он осознавал, что стрелять в меня равносильно суициду.
И вот мы стоим друг против друга – он с пистолетом, а я с гранатой. Внезапно нежданно для меня и для всех раздался многоголосый крик германских солдат.
– Сдавайтесь, Берлин пал! Лучше сдаться тут, чем в том месте, под артиллерийским огнем! – кричали они на все голоса.
Я кроме того сам удивился. Это было совсем не то привыкшее к легким победам войско, что показывали в кадрах гитлеровской военной кинохроники по всей Европе, а проскитавшиеся пара дней в лесу, отрезанные от своих, голодные, практически деморализованные люди.
К тому же кое-какие из них были ранены… Они, казалось, поверили моим словам, как самой правдивой информации на фоне всего того, чем их пичкало фашистское радио последние семь дней.
Затем перебранки и резкого шума ко мне подошли еще три офицера. Один из них, кроме этого в чине майора, строго "настойчиво попросил", портя русский язык:
– Повторить! Что ви сказаль?!
– В случае если я сообщу еще раз те же самые слова, – ответил я, стараясь сказать как возможно спокойнее и вразумительнее, – ваш майор расстреляет меня. Как же я могу повторить?!
Это подействовало на многих отрезвляюще.
– Убери пистолет, – с маленьким ясным жестом сообщил первому майору только что приблизившийся к нему второй, более старший по возрасту, офицер. И добавил нормально, повернувшись в мою сторону, по-русски: – А ты убери гранату.
Его русская обращение посоветовала мне, что он на Восточном фронте – не новичок.
Сердитый майор подчинился его приказу, но не сходу. Он начал убеждать собственных однополчан, что меня нужно расстрелять, поскольку я убил большое количество немцев.
А сделал он таковой вывод из того, что на ремне у меня не считая пистолета ТТ был сравнительно не так давно подобранный германский парабеллум, а на плече – германский автомат.
Но я ощущал, что этим усталым людям, утратившим последнюю надежду, хотелось остаться живыми. И сердитый майор также ощущал это. Он также не желал бессмысленно умирать.
Исходя из этого он запрятал собственный парабеллум в кобуру. И сообщил мне со ужасной усталостью в голосе:
– Ну, повтори сейчас снова…
Я повторил собственные слова опять – сейчас уже для всех окружавших меня немцев – более смело и четко:
– Желаете остаться живыми – сдавайтесь. Сопротивление безтолку: в том месте – одни танки.
Кто желает жить, – продолжал я уже практически в приказном тоне, – складывайте оружие в одну сторону, а сами садитесь в другую.
Немцев около меня было большое количество, я не имел возможности бы сосчитать их: в том месте столпилось человек пятьсот либо шестьсот. Но не это решало на данный момент проблему. Принципиально важно было второе:
– Все мы дрались практически четыре года. Но основное – что пора это заканчивать!
Кое-какие кивали без звучно, слушая меня. Многие стали садиться прямо наземь а также ложиться. Действительно, оружие пока не складывали – держали при себе.
А часть из них, около сотни человек, решила продолжать наступление, не обращая внимания на мой приказ сдаваться. И сейчас для меня сложилась внезапно еще более страшная обстановка, чем была в первые 60 секунд встречи с ними.
Дело в том, что я давал слово им: если они сдадутся, то отечественные танки не откроют огонь, а вдруг немцы будут идти на танки, то те в обязательном порядке начнут стрелять. Но я замечательно осознавал, что, когда немцы выйдут на опушку леса, отечественные танкисты откроют по ним пламя.
Мои воины уже сказали танкистам, что я остался, окруженный соперником.
И вот я принимаю ответ: догнать тех немцев, каковые не сдались, и постараться остановить их. Мне ничего не оставалось другого, поскольку решившие сдаться меня поставили в известность:
– В случае если русские будут стрелять в нас, мы будем убивать тебя!
Со мной побежали пара немцев из тех, каковые желали сдаваться. Возможно, мне здорово повезло сейчас: чуть я догнал первую вражескую цепь, которая выходила из леса, как полоснула пулеметная очередь из отечественных танков, и неподалеку от меня разорвался боеприпас.
Я скоро прыгнул в глубочайший кювет и по нему пополз в сторону собственных танков. Меня сходу хватились залегшие рядом немцы, я бросил наугад гранату, не поднимаясь из кювета…
А позже (не знаю, где взялись силы) я весьма скоро рванул по этому придорожному кювету к своим, на собственные же пулеметные очереди, сохраняя надежду почему-то, что собственная пуля не убьет. К счастью, пули вправду летели выше, прицельный пламя бил по опушке леса.
До танков оставалось меньше много метров. Извлёкши платок, я начал махать им и, осознав, что меня увидели и уже больше не стреляют, рванулся навстречу своим, размахивая платком.
не забываю, как катились по моему лицу слезы эйфории. Встреча была маленькой. Принимаю ответ двинуться на танках в лес, к тем, кто захотел сдаться. По лесной дороге мы выскочили на поляну, где осталась главная несколько немцев.
Я сейчас уже не уговаривал их – они сами бросали другое снаряжение и автоматы, поднимали руки.
Кто-то, возможно, и по сей день жив из этих нескольких офицеров и сотен солдат, сдавшихся мне в плен 1 мая 1945 года.
За успешную операцию при взятии в плен многочисленной группы немцев, каковые выходили в тыл отечественной танковой армии, мне было присвоено звание Героя СССР.
Известие о Победе
Не веря, что дожили,
Необычно молчим…
Взъерошило ветром
Пожарища дым,
Иль это сирень –
По разбитым оградам?..
И каска нагретая,
И автомат
Уже ни к чему?..
Ну, а однако – солдат –
Я в каске
На бруствер поднимаюсь
С автоматом.
Где –дым?
Где – сирень?
Где – размотанный бинт?
Сутки теплый…
И – солнце…
А что-то знобит,
Всего лихорадит,
И, ощущаю, плачу…
Зачем-то вошел
Под сарая навес,
И диск отомкнул,
И прикинул на вес:
Войне-то – финиш,
Ну а диск лишь начат.
Б. ДУБРОВИН
О проекте Лица Победы
Герой Советского Союза Борис Рунов
