В москву после пяти месяцев плена вернулась активистка мария коледа
— Сходу желаю заявить, что я еще ни при каких обстоятельствах не брала интервью у русского шпионки…
— Ну какая же я русский шпионка! Я журналист и блогер. Навыдумывали чего ни попадя.
— А с какими изданиями ты сотрудничаешь?
— Это ежемесячный исторический издание «Прежнее» и газета «Студенческая правда». Помимо этого, я веду собственный блог в ЖЖ (iskra1905), что до моего задержания был достаточно популярен.
— В то время, когда ты выяснила, что тебя смогут обменять и отпустить? Вычисляла ли, что такое по большому счету реально?
У тебя же шел суд, угрожало 8 лет.
— На обмен меня пробовали подавать с мая, но Украина категорически не желала меня отдавать. И я была весьма поражена, что меня все-таки обменяли.
Определила об этом в киевском СИЗО за несколько часов перед тем, как нас забрали и повезли в Харьков. В Харькове мы еще двое дней провели в специзоляторе СБУ, а оттуда нас повезли на обмен — 70 человек.
— А кто сообщил про обмен, сокамерники?
— Нет, какие конкретно сокамерники — я в одиночке последние три месяца сидела. Парни сообщили, каковые по подобным статьям сидели, по сепаратизму. Мы между собой общались, поддерживать друг друга чем имели возможность. Мой сотовый так и не смогли отыскать.
В камере был тайник.
— Кто были те 70 человек, вместе с которыми тебя обменяли?
— Было двое россиян — Рома Банных и Слава Негриенко. Остальные украинцы, которых офицеры службы безопастности Украины обвиняли в сепаратизме, организации массовых беспорядков, покушении на неделимость Украины и территориальную целостность, ношение оружия, терроризме — политические статьи.
— Российская Федерация забрала этих украинцев к себе?
— Нет, меня обменяли в ДНР.
По большому счету это весьма необычная обстановка, в то время, когда гражданина второй страны вначале задерживают на собственной территории, а позже на данной же территории обменивают как военнопленного.
Причем нас отдали без документов, практически без личных вещей, без денег. Другими словами в теории я не имела возможности выехать из Украины без паспорта. В Донецке я совершила более семи дней, позже меня бережно вывезли на территорию России.
Благодарю за это огромное.
— А кто вывез?
— Парни.
— Ну, в смысле твои приятели либо местные ополченцы ДНР?
— Мои приятели — местные ополченцы ДНР.
— На границе тебя, возможно, пограничники определили? Поздравляли?
— Я не проходила пограничный контроль со стороны России. По причине того, что пограничники — это была неприятность номер один: документов-то у меня нет.
Как я докажу, что я гражданин России.
— Так, сообщи, а власти России, консульство помогли хоть чем-то?
— Помогали приятели — с передачами, со всем остальным. Русские дипломаты — нет.
Приходил один раз первый секретарь представительства Российской Федерации, но от него также никакой помощи, помощи не было. Причем ни мне, ни кому из известных мне россиян консульство не оказало никакой помощи.
И участие в отечественном освобождении они не принимали.
Мария Коледа по окончании пяти месяцев под арестом на Украине
— Ясно. Поведай тогда сначала, из-за чего ты отправилась на Украину.
Ясно, что как журналист, но, возможно, тебя влекла опасность конфликта.
— Отправилась как журналист, по причине того, что многое писали про события на Украине. Я наблюдала и украинские СМИ, и российские, информация была весьма противоречивая. Конечно, как обозреватель я захотела взять объективную картину происходящего на месте событий.
Я побывала в Киеве на Майдане, по окончании чего отправилась в Новую Каховку, Херсонская область. 7 апреля я освещала события у горадминистрации Николаева, где на лагерь пророссийских активистов напали около 200 человек из «Правого сектора» с битами, «травматами», взрывпакетами.
В следствии столкновений лагерь был уничтожен. В то время, когда я выносила раненых, мне пробили голову битой.
— К докторам обращалась с травмой?
— Нет, поскольку было большое количество людей с более важными травмами. На следующий сутки я уехала к приятелям в Новую Каховку за медицинской помощью.
В ходе встречи с моим привычным 8 апреля меня захватили сотрудники отряда «Альфа» СБУ.
— Как это было? Подошли, сообщили, давайте пройдемся до отделения?
— Из автомобиля вылетели с автоматами и в масках. На голову — маску, на руки — наручники и повезли.
Самое занимательное, что кроме того не били наряду с этим, благодарю. В помещении, куда меня доставили, случился допрос сотрудниками УКРП ДКР СБУ. Они стали утверждать, что я лейтенант ГРУ, прибывшая на Украину с целью разведдеятельности.
Мне сначала, честно говоря, было легко смешно. Я считала, что они шутят.
— Ага, мужики такие, с автоматами, шутят.
— Ну, да! Но тебе самой бы не показалась бредовой обстановка, что женщина в 22 года — лейтенант ГРУ?
Дня через два я осознала, что это не шутки, в то время, когда меня доставили в следственный изолятор Киева и по всем каналам продемонстрировали, что я шпионка и диверсантка.
— А что тебе конкретно говорили? Какой тон у них был?
— Сначала уговаривали: дай интервью, и мы тебя отпустим. Они желали, дабы я на камеру согласилась, что я сотрудник ГРУ.
Опасаешься возвращаться в Россию? О’кей, на данный момент мы тебя устроим, гражданство дадим, все дадим.
Жилье дадим, работу дадим. А позже уговоры закончились, началось силовое убеждение.
— В то время, когда, на какой сутки тон сменился?
— Это началось числа с 15 апреля.
— Тебя били, в то время, когда ты была один на один?
— Их всегда было пара. Неизменно — мужчины, среднего возраста, лет под 40. Кстати, сволочи, бить могут.
Били в пузо, в грудь. По лицу не были — им же нужно было от меня интервью, а как записывать, если бы у меня все лицо было светло синий. Где-то с середины мая оставили в покое.
А до этого меня в среднем раз в неделю везли к следователю, и из его кабинета отводили в управление контрразведки. В том месте потребовали согласиться. Было больше жалко, чем больно.
Позже весьма больно было, по причине того, что в то время, когда такие события происходят, а ты их видишь по новостным каналам… В камере же был телевизор, в том месте показывали, как жгли людей в Одессе, как убивали мирных обитателей на протяжении так называемой АТО.
В то время, когда сообщение с волей показалась, приятели стали рассказывать про неспециализированных привычных: «А ты знаешь, данный погиб, второй погиб». Именно это пришлось нелегко.
Позже, в то время, когда в следственный изолятор начали ребят доставлять — они были все светло синий, избитые, живого места на них не было. Кое-какие с ранениями, с пулевыми.
Но киевское СИЗО людей с пулевыми ранениями не принимало, оно их отсылало обратно в службе безопастности Украины. Вот это все сильно расстраивало, само собой разумеется.
К примеру, уже значительно позднее, в то время, когда мы ожидали в Харькове обмен, у нас юноша был, у него на груди было выжжено «СЕПР». Нормально?
Это в фашисткой Германии так делали.
По окончании обмена я совершила семь дней в Донецке и под Донецком. Я взглянуть на это все… Столько людей — пострадавшие, избитые, каковые из плена вышли, по большому счету кошмар.
Украинские солдаты, которых обменивали на нас, смотрелись значительно лучше. При обмене им возвращают вещи и документы.
А Украина… Вот на данный момент, в то время, когда начались большие обмены, Украина по перечням ЛНР и ДНР не смогла найти более 300 человек, исходя из этого в замен ополченцев они возвращают захваченных целыми семьями гражданских.
Перед обменом, в то время, когда мы пребывали в специзоляторе СБУ в Харькове двое дней, нас по большому счету не кормили. А следующие партии, которых в Харьков доставляли для обмена, не кормили бельше семи дней.
Они нам говорили об этом по окончании обмена. В камерах не перевязывают, медицинская помощь не оказывают, лекарств нет.
— У тебя образование политолога. Как ты вычисляешь, возможно ли как-нибудь остановить данный конфликт?
— Мне думается, мирного урегулирования в скором будущем не будет. Через чур много убитых с обеих сторон, и их родные этого не забудут и не забудут обиду.
Довольно много трупов, их в отстойники сбрасывают. Изнасилованных довольно много.
Города практически уничтожены. Я была в Луганске, в том месте треть города в руинах. Донецк если сравнивать с Луганском не так очень сильно пострадал.
Множество сёл, каковые легко стёрты в пух и прах.
— Чем ты планируешь дальше заниматься?
— Жить как прежде уже не смогу. Я желаю постараться отправиться в том направлении, на территорию ДНР и ЛНР, и продолжить в том месте собственную деятельность в качестве журналиста, а также для украинской аудитории, по причине того, что пропаганда Киева открыто лжет о происходящих на Донбассе событиях.
Хотелось бы заняться кроме этого вопросами организации гуманитарной помощи, потому, что очевидна необходимость создания единого центра распределения гуманитарной помощи.
— Дело, по которому тебе угрожало 8 лет, в итоге закрыли? В каком оно состоянии?
— Ни в каком. Тут такая обстановка — нас обменяли, а спустя семь дней заявили в федеральный розыск по Украине. Другими словами мы все в розыске. Официально отечественные уголовные дела не закрыты, и получается, что мы сбежали.
Никаких справок об освобождении нам не выдали. Так что в Киев путь заказан.
А вот в Луганск и Донецк — нет.
Senators, Ambassadors, Governors, Republican Nominee for Vice President (1950s Interviews)
