Свобода слова: 1920 год

краевед и Челябинский историк Алексей Яловенко передал в редакцию отечественной газеты, собственный очередной труд, неповторимый архивный материал, о более чем непростых взаимоотношениях южноуральских сотрудников и журналистов ВЧК в первые годы советской власти. О том, как в высвобожденном от белочехов Челябинске боролись за свободу слова.

От автора:

Перед тем как предложить данный материал я просмотрел огромное количество архивных материалов и мне нигде не удалость отыскать для того чтобы честного и правдивого материала про Челябинское ЧК. Кстати официально считается, что Бояршинов первенствовал Челябинским главой ЧК.

Я же отыскал упоминание о некоем Коростине, что занимал эту должность до него.. В материале я старался сохранять орфографию тех лет.

Справка:

«Советская правда», ежедневная газета, орган Челябинского ГубКома РКП (б) и губернского ревкома, с № 140 орган губкома РКП (б) и губисполкома (1920-1927). Заменила газету «Советская Сибирь».

Редактирование осуществляла редакционная коллегия. «Советская правда» выходила на 2-4 полосах формата 36*71 либо 33*43 см. Делала роль общегосударственного издания, с ноября 1923 года – окружного, с февраля 1926 года по большей части ориентировалась на сельского читателя Челябинского округа (с февраля 1926 года по декабрь 1927 выпускалась в один момент с газетой «Челябинский Рабочий»).

Первая местная газета, снабженная иллюстрациями. Отличалась боевитостью, броскими материалами, нелицеприятной критикой «все еще имевшихся недочётов новой советской судьбе».

Эпизодически производила бессчётные приложения: «Официальный отдел», «Страничку дамы-работницы», «Страничку красногвардейца», «Страничку красной молодежи», «Челябинский гудок» и др.

В августе 1921 года в Челябинске был образован альянс журналистов. Его возглавил член редколлегии «Советской правды» Вадим Лавров.

Свобода слова: 1920 год

Статья, размещённая в газете «Советская правда» в первой половине 20-ых годов XX века:

С этим необходимо бороться

Пару дней назад в Губернский Отдел Управления явился сотрудник Губчека, — уполномоченный по одному из Районов Губернии, и изъявил пожелание взять открытый лист для разъездов по Волостям. При просмотре его документов обнаружилось, что совсем отсутствует командировочное удостоверение, дающее право на получение открытого страницы, о чем ему и было заявлено сотрудником Губотдела Управления.

Казалось бы, что уполномоченному Губчека, если он не был удовлетворен заявлением служащего Отдела, следовало в тот же час же обратиться конкретно к заведующему Отделом и с ним, узнав положение, так либо исчерпать инцидент.

Но уполномоченный Губчека предпочел избрать другой путь и применил способ непосредственного воздействия и террора. Устроив целый погром в Отделе, и доведя до слез, разгневавшего его служащего, расходившийся чекист, заявил его арестованными и за тем, припугнув арестом и помощника заведующего Отделом, шумно удалился.

Этим, но, инцидент не закончился.

Через два дня на имя заведующего Губотдела Управления был взят, скрепленный бессчётными автографами, пространный «нагоняй» от Губчека, «нагоняй» заканчивающийся следующей угрозой: «предупреждаем, что при повторения аналогичных явлений (выдача открытого страницы) , вы станете привлечены к суду РевТрибунала».

Нечайно напрашиваются печальные вопросы:

Как обширно развернет собственные «таланты» в деревне данный зарвавшийся коммунистический государственный служащий, не постеснившийся учинить погром кроме того в Отделе Губревкома, и как застонет деревня под тяжелой рукой, водворяющего «собственные» порядки, чекиста.

Не свидетельствует ли, полученный Губотделом Управления «нагоняй» и только что отмеченное происшествие об излишнем легкомыслии начальников Губчека, отсутствии нужной дисциплины и жажде осуществлять контроль соблюдения и действия собственных агентов, и это не первый случай вызывающего и беспричинно-неотёсанного отношения к Отделам Губревкома и вторым Советским учреждениям со стороны сотрудников ГубЧека.

С этим нужно бороться.

А на будущее дать совет Губчека, относиться важнее и осмотрительнее к выбору собственных агентов, в особенности предназначенных для работы в деревне.

В. Горин.

Подготовленная в газету статья – опровержение, которую отказался печатать член коллегии редакции губернской газеты «Советская правда» Вадим Лавров:

Так нужно, так и будет.

В статье, помещенной в номере № 87 помещенной в «Советской Правде» гр. Гориным указывается на отсутствие нужной дисциплины в Губчека, чем очевидно доказывается, что не только создатель данной статьи, но и отделы Губревкома начинают пугаться той металлической дисциплины, проводимой начальниками Губчека, которая вправду нужна при постройке СССР.

Бюрократические госслужащие, каковые заняли важные посты в Советских учреждениях, через чур зарвавшиеся и обнаглевшие в последнии месяцы, не ощущая над собой жёсткой власти, решаются кроме того совать шнобель в действия учреждения, содействующего процветанию Советской Республики и оберегающего интересы беднейшего населения и пролетариата.

Губернская Чрезвычайная Рабочая группа неуклонно преследует собственные цели и, не покладая рук, ведет упорную и безжалостную борьбу с неприятелями всякого рода и революции саботажниками, умышленно либо несознательно приносящими вред Республики, и в корне пресекает всякое зло, из-за чего рекомендует поставить в известность гр. Горина впредь не давать «собственных советов» кого и куда направляться назначать, потому что его рекомендации останутся «гласом возмутительного в пустыне», в виду полного непонимания им работы Губчека, и предлагает всем Советским учреждениям и в особенности отделам Губревкома относится более без шуток к требованиям Губчека, поскольку она не скуки для диктует те либо иные предписания, а только видя в них необходимость, при чем информирует, что виновные в неисполнение, не считаясь с их положением, будут караться самыми строгими мерами и, при необходимости, будет доводиться до сведения Центра.

* * *

ГубЧека Президиум.

В Челябинский Губернский Комитет. Р.К.П.

От Вадима Михайловича Лаврова.

Около 3-х часов дня, 13 марта 1920 года в помещение редакции явился в сопровождении вооруженного красноармейца ассистент главы секретно-своевременного Отдела ГубЧека и, предъявив мне ордер об аресте, обыске и т.д., подписанный т. Коростиным (глава Чека в Челябинске) и Вилковым, заявил меня арестованным.

На моё заявление, что я подчиняюсь аресту только по окончании того как поболтаю по телефону ГубКомитета и ГубРевкома — агент, арестовавший меня объявил, что дать добро мне этого не имеет возможности и только по окончании моего своего разговора и категорического требования с тов. Коростиным он мне это разрешил.

Я выразил по телефону т. Полякова, что по окончании переговоров с Коростиным мне заявил, что арестован не буду и только обязан состояться в ГубЧека для переговоров.

В кабинете главы ГубЧека, в то время, когда я в том направлении вошел, был Коростин, Вилков и два вторых лица, разумеется, члены коллегии.

Один из последних в моем присутствии начал делать выговор агенту, арестовавшему меня за то, что он допустил мой разговор по телефону – Вы должны были обращаться как с заключённым и при неподчинения вашим приказаниям имели возможность стрелять – вот практически его правильные слова. Слыша это и недоумевая, я обратился к т. Коростину «Я пришел выслушать Вас и в соответствии с слов Главы ГубРевКома аресту не подлежу.

На это мне Коростин ответил: — Распоряжение об Вашем аресте имеется распоряжение коллегии ГубЧека, и я его не отменял». Затем мне было предложено пойти в комендантскую, где на меня должен быть составлен арестный лист в общем порядке.

Мой протест против ареста остался без ответа.

В комнате ассистента начальника на меня был заполнен арестный лист. Сейчас по телефону было дано распоряжение о «тщательном обыске» меня.

Два красноармейца сняли с меня полушубок, выворотили карманы, сняли ботинки, чулки, расстегнули штаны и довольно продолжительное время, не смотря на то, что и не умело обыскивали. Записная книжка с частными и деловыми бумагами записками, деньги, блокнот – были отобраны.

По окончании обыска ассистент начальника внес предложение мне расписаться в заполненном арестном странице; одна графа – «предъявленное обвинение» — заполнено не была, и конечно при подписи я её прочеркнул, тем более, что обвинение мне формально предъявлено не было.

Ассистент начальника, с площадной бранью оторвал у меня ручку и в чрезвычайной неотёсанной форме, на «ты», закричал на меня, что я обязан делать то, что он мне приказывает, а не черкать напрасно бумагу. На мое указание, на недопустимость таковой формы поведения и просьбу назвать собственную фамилию он и вошедший в помещение какой-то очень полный и румяный юный человек в одежде защитного цвета закричали на меня, выругались и я, видя их, разумеется укрепившуюся привычку таковой формы «беседы» со всеми арестованными счел за лучшее замолчать.

Меня под усиленным конвоем отвели в помещение, где находились наиболее спекулянты и опасные контрреволюционеры. Помещение была так переполнена, что негде было сесть: арестованные валялись вылежку на полу.

Проседев пара часов тут, я был переведен в второе помещение, где находились преступники – «помельче». Второе помещение, было кроме этого переполнено до пределов, воздушное пространство невыносим, паразиты кишат.

Через караульного главы я заявил Коростину. что условия, в которых я содержусь, невыносимы и, оставаясь в них я, непременно, заражусь тифом. Через час я узнал ответ – т. Коростин покинул вашу просьбу без последствий.

Около одиннадцати вечера я все же был переведен в другую камеру, где находились не считая меня еще три арестованных, одвременно с этим мне был дан кусок хлеба. До этого с 2-х дня я был голоден. «Дремать» приходилось на обнажённых нарах.

Было плохо холодно – печь не топлена. «Дремать» — я ставлю в кавычках, поскольку благодаря холоду и паразитам в продолжении всей ночи я забывался всего лишь на пара мин..

На следующий сутки в час дня я был вызван к заведующему следственным Отделом ГубЧека на допрос. Прождав около полу-часа у двери кабинета заведующего, я был вызван км нему.

Тут мне было представлено обвинение, в отказе напечатать возражение ГубЧека на статью т. Горина, будирующую и восстанавливающую массы трудового крестьянства и беднейшего пролетариата против революционного органа ГубЧека. Растолковать мотивы непомещения опровержения я отказался и заявил, и объявил, что я могу их сообщить либо в кабинете редакционной коллегии либо же при судебном слушании моего дела.

Ответив на последовательность небольших вопросов, касающихся некоторых несущественных подробностей, мне было предложено снова растолковать мотивы непомещения опровержения, причем было заявлено – ГубЧека есть органом административно-наказывающим, дело мое будет рассмотрено без моего присутствия и от ответа зависит темперамент меры пресечения. Дать ответ я вторично категорически отказался и снова объявил, что мой арест я считаю насилием над социалистической прессой.

Затем допрос был закончен и я видел, как следователем было написано заключение: «Мера пресечения – содержание под стражей в колонии». На мою просьбу сказать Губкому и ГубРевКому о том, что я остаюсь под арестом, следователь ответил, что ГубЧека ходатайство ГубКома о моем освобождении не удовлетворило и исходя из этого он вычисляет выполнение моей просьбы лишним.

Тут же мною был заявлен протест недопустимых условий моего содержания под стражей и о оскорблениях и ругательстве меня по окончании обыска. – «Подайте письменное заявление» — был ответ. Считаю нужным добавить, что допрос велся в весьма корректной форме.

По окончании допроса я был препровожден в прошлую камеру, откуда и был высвобожден, по распоряжению объединенного совещания коллегии ГубЧека, ГубКома и ГубРевкома, как мне сообщило лицо, выдавшее мне пропуск.

Полагая мой издевательства и арест нужно мною, каковые мне довелось перенести на протяжении моего заключения фактом самоуправства, кулачной расправой, свидетельствующей о безответственности и полном разложении у руковителей ГубЧека, помимо этого и, самое серьёзное, недопустимым насилием над социалистической прессой – прошу Челябинский Губернский Комитет Р.К.П. Расследовать это дело и виновных привлечь к ответственности.

Вадим Лавров

С настоящим правильно

Секретарь Губотдела

Управления.

15.марта 1920 года. г. Челябинск.

Фавориты парламента об итогах политического сезона — Свобода слова, 09.07.2018


Читать также:

Читайте также: