Русскую музыку — в мир
Илья ЛАГУТЕНКО собрал во Владивостоке группу «Мумий Тролль» в первой половине 80-ых годов XX века – в возрасте пятнадцати лет. Отслужил на флоте, выучился в Дальневосточном национальном университете на востоковеда-африканиста.
Пробовал себя в различных профессиях, но музыку не оставлял – и во второй половине 90-ых годов двадцатого века к «Мумий Троллю» пришёл успех. С того времени несколько издала одиннадцать пластинок, а в августе выпустит двенадцатую.
Музыкальное рабство
– Собственному стилю вы дали имя «рокапопс».
– Для шутки так назвал. Мне всегда было весьма интересно, кто же придумывает эти слова: «рок-н-ролл», «панк», «пост-панк», «какое количество» Я решил внести собственный вклад в терминологию и закинул журналистам слово «рокапопс».
Хватило нескольких месяцев, дабы оно прижилось.
– Но так как в слове «попса» заключён негатив.
– Имеется попса, а имеется попс, не путайте. «Попс» – весьма владивостокское слово 80-х годов. У нас так именовалось всё наилучшее, крутое.
Цой для нас был ещё какой попс (смеётся).
– Как вы оцениваете антагонизм между классиками русского рока и поп-музыкой?
– Антагонизм надуман. Его корни – в 90-х годах, в то время, когда все между собой что-то дробили.
Противостояние исходило не от молодёжи, а от рокеров 80-х. Они внезапно вышли из андеграунда, стали собирать стадионы и превратились в весьма богатых людей.
А позже из-за недостаточных маркетинговых свойств потеряли прежнюю популярность – их потеснила попса.
– Шевчук и Кинчев говорят, что ни при каких обстоятельствах не пробуют угодить слушателю, а попса для этого и существует.
– Я всецело согласен с Юрием Константином и юлиановичем Евгеньевичем. Вот лишь просчитать запросы слушателя – весьма сложно, практически невозможно.
Не смотря на то, что имеется много людей, каковые обожают думать о себе, что им это по силам.
– У классиков рока, значит, нехороший маркетинг, а у вас хороший?
– Страшный. Я полностью не маркетинговый человек.
Группу я создал вследствие того что мне как меломану чего-то не хватало. У каждого любимого исполнителя мне нравилось что-то собственное, и к каждому у меня были претензии, вот я и начал выполнять музыку, которая совершенна для меня.
Я как будто бы игрался в компьютерную игру: что-то забрать из этого, что-то оттуда – и выполнить задачу. Очень сильно удивился, в то время, когда на протяжении гастрольного тура по окончании выхода первой пластинки стало очевидным: на группе «Мумий Тролль» может получать любой желающий, причём я – в последнюю очередь.
Я знал, что несколько приобретает только часть прибыли, но не воображал, что так малую – при отечественном-то вкладе в данный доход. Один отечественный музыкант сообщил: «Я не буду так жить, это равносильно тому, дабы опять пойти в армию.
Мне не нужна гастрольная суета, я желаю нормально растить детей и ходить на работу». А мне нравится таковой образ судьбы – кроме того при столь большом уровне внутренней дисциплины и ответственности.
– Возможно, от вас требуется не так много дисциплины, как от «офисного планктона»?
– Поверьте, у меня её значительно больше, чем у 35 лучших офисных работников. Если бы у кого-то внутренняя дисциплина была выше моей, я бы с наслаждением внес предложение ему трудиться совместно.
– Над «планктоном» стоит глава, а над вами – нет.
– Исходя из этого важен я не перед одним человеком, а перед множеством. К примеру, день назад журналисты задержали съёмки с моим участием – они продлились до шести утра.
А в восемь утра у меня начался новый рабочий сутки с новыми встречами. Я не имею морального права отменять их и «опрокидывать» людей, а также вас и вашу газету.
Из советского детства
– Как громадную роль в вашем творчестве играются тексты?
– Меня постоянно впечатляли не столько слова, сколько ритм слов, их полёт в музыке. Я по большому счету не отделяю музыку от текста, принимаю лишь неспециализированный итог.
Мне ответствен кроме того внешний образ исполнителя – в некоторых случаях лучше его не видеть (смеётся). Не редкость, что я пишу пара вариантов текста на одну мелодию, а позже собираю из них окончательный вариант, как из конструктора.
Время от времени думаю: «Какой хороший припев исчезает!» А позже подмечаю, что он подходит второй моей песне.
– Вы поёте про «полумёртвого хриплого парня с гитарой», что говорит «что-то такое, как правда». Сейчас правды в музыке не достаточно?
– Хватает. Правдиво всё, что искренно.
Я считаю перестройку лучшими, золотыми временами русского рока, но я ценю ту музыку за богатое художественное наполнение, а не за правдорубство. Песня остаётся в истории не благодаря социальному посылу – он скоротечен.
– Однако социальные мотивы имеется и у вас. К примеру, в песне «Проспали»: «Не газ и наша нефть не отечественный».
– Вы верно сообщили: мотивы, не более того. А газ, само собой разумеется, не отечественный.
И не ваш.
– А концовка хорошая: «Я не проспал тебя, а ты – меня». Вам этого достаточно, дабы мириться с несправедливостью?
– О, да. Любви даже больше чем нужно.
Люди живут с людьми, а не с публичными проблемами.
– В общем, вы аполитичны.
– Слово «аполитичный» у нас звучит со знаком минус. Как будто бы я обязан делать выводы о вещах, к каким не имею никакого отношения. На российской политической картине нет людей, каковые мне были бы красивы, с которыми я желал бы близко познакомиться, подружиться.
К тому же я вышел из советского детства, окончательно запомнил всё это лицемерие. И время изменений на себе прочувствовал.
– Не тоскуете по эйфории изменений?
– Вы о чём? Какая эйфория? Во Владивостоке это было ужасное время.
Я видел, как людям стреляли в голову за то, что они не в том месте парковались. Для автомобиля из Японии людей закатывали в асфальт. Я трудился барменом и лично знал всех «авторитетов» отечественного города.
Никого из них нет в живых.
– В вашем лексиконе присутствует слово «патриотизм»?
– Под патриотизмом у нас в большинстве случаев понимается квазипатриотизм. Словно бы патриот – это тот, кто бьёт себя в грудь и кричит: «Я патриот!»
– Вы согласны с Толстым, что патриотизм «имеется не что иное для правителей, как орудие с целью достижения властолюбивых и корыстных целей»?
– Время от времени это так. Квазипатриотическая риторика нынешней власти – по большому счету ни о чём. У меня имеется догадка: многих сегодняшних неприятностей России не было бы, если бы не показался проект «Ветхие песни о главном». Стране требовалось новое, а не старое.
Поколение, вышедшее из советских времён, тащит за собой эти времена, чуть-чуть перемоделированные. Не стоило поднимать прошлое.
Парад советской пенсионной эстрады значительно хуже оказал влияние на нравственные совершенства общества, чем какие-нибудь несчастные «Симпсоны».
Миссионер
– Какими вам видятся возможности родного Дальнего Востока?
– У меня неизменно яркие мысли о будущем этого места, по причине того, что я верю в его особенный путь – путь океанского мультинационального региона. К таким мыслям меня привели мои путешествия по миру, общение с людьми, изучение исторических процессов (я всё-таки историк по образованию).
Портовый город – отдельная цивилизация. У многих обитателей менталитет моряка. Возможно всё кинуть и уйти в море, где порядок, выбранный курс, конкретная задача. И в один раз они в обязательном порядке возвращаются – это эйфория, слёзы эйфории от встречи с родными.
Позже – новое привыкание к реалиям. Словом, Владивосток – особенное состояние души.
– Как оцениваете бурную миграцию китайцев?
– Нет бурной миграции китайцев. Главная миграция, как и везде в Российской Федерации, идёт с Средней Азии и Кавказа.
Со временем отечественные люди стали задумываться, что миграция китайцев была бы не нехорошим вариантом: они тише себя ведут и действеннее трудятся, чем другие мигранты.
– Вы записали альбом на английском, гастролируете в Европе
– Более того, мы совершили кругосветное плавание (Китай, Япония, Корея, Южная Африка). Я отношусь к этому как к миссионерству. Мы показываем: существует русская музыка.
Не обращая внимания на британские тексты, отечественная музыка остаётся русской – в собственной энергетике, в собственном шарме. Бессмысленно ставить вопрос о том, из-за чего отечественный рок не слушают за рубежом.
Легко вследствие того что никто ничего для этого не делает. Мало написать хорошую песню – нужно предпринять серьёзнейшие упрочнения, дабы её увидели.
В прошедшем сезоне за предел ездили пять групп, включая «Мумий Тролль». Остальным комфортно тут: прошёлся по округе, взял 50 тысяч рублей за перепевку чужих песен – и доволен.
Ленятся.
Тем, кто не ленивый, не достаточно знаний, связей. Специально для них мы готовим фестиваль «Рок Владивостока».
Желаем открыть дверь активным русским музыкантам в Азиатско-Тихоокеанский регион, к которому относится и Америка с её наибольшим музыкальным рынком, и Австралия, и Япония, и Корея, и Китай. Мы пригласили людей из всех этих государств: президентов звукозаписывающих компаний, промоутеров концертных агентств, журналистов.
Было необходимо вести индивидуальные переговоры с каждым из них в течение нескольких лет. На страну надежд нет – в скором будущем не нужно ожидать от него помощи музыкантам с экспортным потенциалом.
Не смотря на то, что имеется красивый пример таких национальных программ в Скандинавии, в Австралии. В случае если 15 лет назад было только пара австралийских рок-групп с мировым именем, то сейчас – много.
Им оплачивают первые зарубежные туры. А у нас из Хабаровска в Москву молодому музыканту добраться нереально. Российская Федерация – не для музыкантов.
Она для тех, кто нефть качает.
– Напоследок хотелось бы отыскать в памяти вашего деда – архитектора Виталия Лагутенко. Ваша музыка не столь известна, как его творения – хрущёвки.
– Я и сам жил в хрущёвке. Данный проект был прекрасным для собственного времени, революционным. С него у нас начинается история модульных домов, каковые возводятся в малейшие сроки.
С позиции сегодняшнего дня возможно критически рассуждать о том, что это не самое комфортное жильё. Но в бюджетных зданиях Лондона и Токио квартиры меньше, да и звукоизоляция хуже – и никто очень не жалуется.
Однако у деда была персональная катастрофа: его дизайнерские задумки не всегда воплощались полностью, потому, что на местах принимались решения сэкономить на внешнем виде пятиэтажек. Кстати, я в своё время с удивлением выяснил, что пожилые москвичи так и именуют эти дома: лагутенковские.
А какая-то столичная газета назвала их зданиями Мумий Тролля – кроме того я не сходу осознал, о чём обращение (смеётся).
Артём Гришанов — Мир спас русский воинов / Russian soldier saved the world / World War 2
