Катар как ревизионистская держава: идеология политического ваххабизма — «общество»
Фото: expert.ruНынешний кризис в отношениях между большинством и Катаром вторых арабских государств Залива во главе с Саудовской Аравией имеет кроме другого и серьёзную идеологическую составляющую, а не легко борьбу за лидерство в регионе (и в исламском мире в целом). С данной точки зрения представляется очень целесообразным разглядеть Катар в контексте теории «ревизионистских держав», бросающих не лишь политический, но и идеологический вызовы сложившемуся статус-кво.
Эта теория взяла собственное распространение в западной политологии, но в первую очередь применительна к глобальному балансу сил и универсалистским неолиберальным сокровищам. Для более глубокого понимания обстоятельств катарского ревизионизма, а кроме этого катарского вызова просаудовскому статус-кво в регионе лучше начать с разного отношения этих двух государств к феномену политического ислама в целом и политического ваххабизма в частности.
И тут принципиально различные подходы Саудовской Аравии и Катара к политическому ваххабизму смогут очень многое растолковать в том конфликте, что разразился на данный момент между этими государствами.
Как мы знаем, в догматическом смысле, ваххабизм есть частью ханбалитского мазхаба суннизма. В случае если применять ветхий латинский принцип cujus regio, ejus religio («чьё царство, того и вера»), то ханбалитский мазхаб исповедуется правящими семействами только нескольких стран исламского мира (это именно Катар и Саудовская Аравия, а кроме этого кое-какие неключевые эмираты ОАЭ (к примеру, Шарджа).
Суннитские же правители других государств Залива исповедуют другой (более «умеренный», весьма условно говоря) маликитский мазхаб. Это главные эмираты ОАЭ (Абу-Даби, Дубай), Бахрейн, Кувейт и другие.
Восходящая же корнями к халифату и традиционным шерифам Мекки османских времен хашимитская семейство Иордании исповедует ханафитский мазхаб, как и большая часть суннитов постосманского ареала. В этом контексте сегодняшний саудовско-катарский кризис возможно идеологически рассмотрен как внутриханбалитский конфликт.
Потом. Исторически по окончании распада Турции, изгнания и упразднения халифата саудитами хашимитских шерифов из Мекки в 1925 году один из главных знаков власти в исламском мире — контроль за двумя священными мечетями — «Заповедной» («Запретной») Мечетью с Каабой в Мекке и Мечетью Пророка в Медине — перешёл к саудовскому дому.
Позднее, в 1986 году, короли Саудовской Аравии приняли титул «Хранитель Двух Святынь» — титул, что раньше носили халифы. Тем самым власть саудовской семействе над Мединой и Меккой прекратила быть лишь политической, но с догматической точки зрения купила темперамент квази-халифата.
Параллельно с этим вторая добрая половина XX века ознаменовалась ростом популярности так именуемого политического ислама — перемещений, каковые ставили собственной целью отказ от светской природы страны и его изменение на правилах шариата. В шиитском мире тут самый известна исламская революция в Иране, а в суннитском мире — зародившееся в Египте ряд «Братьев-движений» и движение мусульман в Пакистане.
Наряду с этим не все, но кое-какие радикальные группы политического ислама ставили вопрос не лишь о социально-этических качествах введения шариата, но мало-помалу начали поднимать восстановления и тему халифата как несомненной конечной цели политического ислама. В этом контексте ставилась под сомнение не лишь власть светских республик в суннитском мире (таких, как, к примеру, Египет, Турция либо Пакистан), но и власть монархий в государствах Залива, в первую очередь саудовских королей (потому, что контроль и халифат за Мединой и Меккой представлялись неразделимыми).
Главное догматическое обвинение, которое эти радикальные «халифатисты» начали выдвигать саудовским королям, было в том, что их именовали «лицемерами» («Мунафик») — так в коранической традиции пророк Мухаммад именовал людей, каковые только на словах поддерживают торжество шариата и ислама, а на деле отошли от его правил, погрязли в недолжной роскоши и тому подобное.
Конечно, что ответом на это со стороны саудовских королей стало резкое противодействие в первых рядах, которое неспешно перенеслось и на большая часть перемещений политического ислама в целом. В случае если, на пример, в 1960-е годы саудовцы поддерживали приверженцев фаворита братьев-мусульман Саида Кутба, то после этого они начали всё более дистанцироваться от этого перемещения.
Тут нужно подчернуть, что многие «глобальные» халифатистские организации, такие, как, к примеру, Хизб ут-Тахрир, зародились и развивали собственную деятельность за пределами ханбалитского ареала. Они не были догматически связаны с ханбалитским мазхабом и ваххабизмом (не смотря на то, что и брали на оружие кое-какие сходные с ним правила исламского призыва).
В то же время подобные «антилицемерные» перемещения стали зарождаться и в ваххабитской среде в самой Саудовской Аравии. Они положили начало политическому ваххабизму как составной части перемещений политического ислама.
Началось всё с дискуссий в 1970-е годы в университетской среде и богословской, причём к догматическим обвинениям правящей семействе в лицемерии стали приходить как ультраконсерваторы из Исламского университета Медины, так и довольно либеральные модернисты из Университета короля Абдульазиза в Джедде. Итогом этого первого этапа политического ваххабизма в Саудовской Аравии стало восстание под управлением Джухаймана аль-Утайби, захватившего Священную Мечеть в Мекке в ноябре 1979 года (в первый сутки нового века — 1400 год по календарю хиджры).
В ходе восстания Джухайман заявил о том, что он лишает лицемеров из саудовской семейства права контроля над Меккой.
Следующий этап в борьбе саудовских королей с политическим ваххабизмом связан с Усамой бен Ладеном. В то время, когда он вёл «джихад» против войск СССР в Афганистане, всё было нормально и правящий дом его поддерживал, но когда он начал сказать о «лицемерах», и за этим замаячил призрак халифатизма, то Усама сходу же превратился во неприятеля саудовской семействе.
1990–2000 годы, распад ветхого порядка времён холодной войны стали причиной резкому росту политического ислама и его соединению с «джихадизмом» в ходе вооруженных конфликтов в Боснии, Чечне, Центральной Азии и на вторых территориях. В этих условиях и халифатистские структуры взяли намного более возможность и широкое поле деятельности для рекрутинга собственных приверженцев, чем раньше.
И тут Саудовская Аравия появилась в противоречивой обстановке. С одной стороны, глобальная пропаганда догматического ваххабизма как «чистого ислама» стала одним из наиболее значимых стратегических направлений саудовской идеологической экспансии.
А в условиях быстрого соединения и военных действий ваххабитских форм исламского призыва с джихадом сам термин «ваххабит» стал нарицательным синонимом исламистского террориста по большому счету — независимо от его догматики. Но с второй стороны, «полнота» теории политического ваххабизма неизбежно заставляла задаваться вопросом о халифате — а это как раз то, чего саудовцам всячески хотелось бы избежать.
Содействовало росту обвинений саудовцам в лицемерии и резкое развитие так именуемого «такфиризма» в радикальном политическом исламе в последние годы (от слова «такфир» — обвинение в неверии). Догматически такфиризм восходит к хадису о том, вся исламская умма — община — с течением времени разделится на 73 группы, из которых 72 будут заблудшими и отошедшими от ислама, и лишь одна группа останется праведной (фирка ан-наджийя).
Соответственно, многие радикальные приверженцы политического ислама объявляли как раз себя данной единственной праведной группой и выносили такфир всем несогласным с ними, а также и лицемерам-мунафикам. И тут саудовский авторитет появился под ещё одной не лишь политической, но и догматической угрозой.
И как раз в этих условиях быстро активизирует собственную деятельность Катар. С одной стороны, он — единственное не считая саудитов государство, где у власти находятся ханбалиты-ваххабиты (малые эмираты ОАЭ — не в счёт).
С второй стороны, целый фокус антилицемерного протеста политического ваххабизма направлен не против катарской, а против саудовской семейства. Исходя из этого Катар в полной мере осознанно берёт на себя функцию собственного рода знамени политического ваххабизма и начинает поддерживать разные радикальные группировки (а также и не связанные догматически с ханбалитским мазхабом) и наряду с этим в отличие от саудовцев совсем не опасается контактов и с халифатистами.
Содействует этому и внешнеполитический контекст по окончании прихода к власти в США Б. Обамы. Новый президент и Хиллари Клинтон как государственный секретарь меняют приоритеты ближневосточной политики США, начинают дистанцироваться от собственного классического союзника — Саудовской Аравии — и искать собственную новую опору в регионе.
Их выбор падает именно на Катар. В то же время процессы «арабской весны» приводят к de facto легализации солидного числа радикальных группировок политического ислама.
В результате при очень прозрачной помощи катарцев (и стоящих за ними Обамы и Клинтон) начинается консолидация последовательности радикальных группировок, которые связаны с «Братьями-мусульманами», из которых позже вырастет ДАИШ (ИГИЛ, террористическая группировка «Исламское государство», запрещена в РФ — «NOVOSTI-DNY.Ru» ) в его новой формации. «Аль-Джазира» и другие прокатарские СМИ становятся трибуной для радикальных проповедников политического ислама, таких, как шейх Юсуф Кардави и другие. В один момент отказ Башара Асада строить через территорию Сирии новый газопровод из Катара к Средиземному морю ведет к эскалации конфликта в Сирии, и роль Катара в запуске этих процессов кроме этого в полной мере прозрачна.
Эта политика началась при прошлом эмире Катара Хамаде и продолжилась при пришедшем ему на смену в 2013 году его сыне Тамиме и ставшем в первые годы правления нового эмира министром зарубежных дел Катара Халиде Аль-Атыйя, которого вычисляют «крёстным отцом» многих радикалов политического ислама.
Итоги всего этого известны. 29 июня 2014 года фаворитом ДАИШ Абу Бакром Аль-Багдади было официально провозглашено создание халифата. И тут в суннитском мире de facto появилась весьма щекотливая обстановка «двух халифов».
С одной стороны, имеющий халифский титул Хранителя Двух Святынь саудовский король. А с второй — обвиняющий его в догматическом лицемерии халиф ДАИШ. И появился соблазн раскола мусульманской уммы на две части.
И дабы избежать этого, пророк Мухаммад и его первые последователи ещё на заре ислама выработали особый хадис. Суть его в том, что в случае если вас будут призывать присягать двум халифам сходу, то убейте одного из них. Весьма простое средство, дабы избежать раскола.
И разумеется, что появление халифата ДАИШ в соответствии с этому хадису представляет собой прямой вызов не лишь власти, но и жизни саудовских королей.
В этом контексте очень показательна роль Катара. На многих сайтах приверженцев политического ислама очень прозрачно описывается следующий сценарий борьбы за халифат.
В ходе неё саудовские короли как лицемеры-мунафики в полной мере закономерно будут свергнуты и отстранены от контроля за Двумя Святынями. Но халиф ДАИШ — армейский преступник, что ни при каких обстоятельствах не будет признан большинством уммы.
Он обязан выполнить всю «грязную» работу по созданию подлинного халифата, а после этого уйти со сцены. И кто же тогда станет настоящим халифом?
Тут взгляды последовательности радикалов политического ислама довольно часто обращаются именно на катарского эмира. С одной стороны, он единственный ваххабитский правитель, не считая саудовцев, и исходя из этого он — за «чистый ислам» и его не обвинишь в такфире.
С второй стороны, он в отличие от саудовцев — не лицемер, потому, что Катар реально поддерживал борьбу перемещений политического ислама за шариат (и за халифат).
И тогда перед эмирами Катара раскрывается, согласимся, весьма соблазнительная возможность. Воспользоваться борьбой халифатистов (консолидированных не без их помощи) и заменить (на первых порах не смотря на то, что бы морально) саудовских королей на посту квази-халифа — Хранителя Двух Святынь, а то и полноценного халифа всей суннитской уммы.
В итоге в этом контексте ревизионизм Катара приобретает не лишь и не столько политическое, но и самое важное догматическое измерение, он тесно связан с борьбой политического ислама за трансформацию статус-кво в суннитской умме в XXI веке. на данный момент саудовцы при помощи Трампа пробуют это пресечь. Но кроме того в случае если это им и удастся, то их обвинения в лицемерии и такфире на этом не закончатся, и ваххабитский Катар в любом случае останется догматической альтернативой саудовцам и в будущем.
Олег Барабанов
Сирийский узел
04.07 Иран — Саудовская Аравия: ещё ближе к войне
01.07 Ближний Восток — 2017: полугодие под знаком кризиса
30.06 МИД России: Уговаривать Казахстан и Киргизию по Сирии не будем
30.06 Опубликованы фото, якобы обосновывающие смерть главаря ИГ
29.06 Братский канал: украинские боевики экипируют джихадистов в Сирии
Все новости сюжета
Башар Асад: В Сирии запахло Третьей всемирный войной
