История нового года в лицах и рассказах
История Нового года в том виде, в котором мы празднуем его на данный момент, начинается с 1700 года. Как раз тогда вышел известный указ Петра I о переходе на новый календарь: «знатным людям и у домов нарочитых духовного и мирского чина перед воротами учинить кое-какие украшения из ветвей и древ сосновых, елевых и можжевелевых.
А людям скудным каждому хоть по деревцу либо ветке над воротами либо над хороминой собственной поставить».
Больше века спустя, в 1817 году, супруга будущего российского императора Николая I Александра Федоровна делает массовой традицию устанавливать елку на Новый год. Члены императорской семьи отмечали, что сам праздник проходил по-домашнему.
Так, к примеру, великая княжна Ольга Николаевна, дочь императора Николая I, писала: «Незадолго до нового года Папa оказался у постели каждого из нас, семи детей, дабы благословить нас. Прижавшись головкой к его плечу, я сообщила, как я ему признательна».
Wikimedia
Кроме того презенты в то время, не обращая внимания на большой статус семейств, были достаточно скромными. «Мамa обожала и умела делать подарки. Вот
в эту зиму я отыскала под елкой собственный презент — свиток писчей бумаги (без линеек), цветные карандаши и толстую клеенчатую тетрадь также без линеек.
Помимо этого, я взяла семью маленьких белых фарфоровых кроликов, не говоря о хлопушках, стеклянных шарах и других елочных эйфориях, каковые мы имели возможность брать с елки сами», — вспоминала княжна Мария Мансурова (1833–1914) о собственном детстве.
Но, умеренность в праздновании, "Наверное," относилась далеко не ко всем слоям общества. «12 часов ночи. Новый год встречаю я с пером в руке: приготовляю юридические лекции, — писал во второй половине 20-ых годов XIX века в собственном ежедневнике Александр Никитенко, доктор наук Петербургского университета, член Академии наук. — Но сегодняшний вечер дело это особенно затруднено.
Квартира моя граничит с обиталищем какой-то старая женщина, похожей на колдунью романов Вальтера Скотта.
В том месте до сих пор не умолкают буйные песни вакханок, каковые сделали, думается, порядочное возлияние в честь наступающего года.
Страно, как отечественные дамы низкого сословия преданы пьянству».
Мандарины вне закона
В конце XIX столетия происходят два кулинарных события, роль которых в традициях празднования Нового года сложно переоценить. В 1880-е массовое распространение в качестве новогоднего угощения приобретают мандарины.
И в первой половине 90-ых годов XIX века зафиксировано первое письменное упоминание салата оливье.
Канонический рецепт с рябчиками, каперсами и раковыми шейками известен на данный момент всем. Кроме деликатесного салата, нередкими гостями на столах того времени была икра, рыба, запеченные поросята и, конечно же, алкоголь в количествах, превышающих возможности среднестатистического человека.
«По рюмочке, да по две, а где так и стаканчик красненького либо беленького, да коньячок без счету на придачу, — к вечерку-то появились градусы высокие. От шести разных поросят отведал, половину заливных да половину жареных, ветчин, икр какое количество!
Словом, приехал к себе пациент, да и посейчас в себя не могу прийти.
Как посмотрю на поросячью лицо, так дрожь меня и берет. Не будь он скотина бесчувственная, да к тому же заливная, — так бы, думается, и съездил ему по разукрашенной физии»,
— писала газета «Новости дня» о традициях новогодних визитов в начале XX века.
Не экономили и на оформлении торжественного стола. «Посредине, в длину огромного стола, шла широкая густая гряда ландышей. Знаю, что ландышей было 40 тысяч штук, и знаю, что в садоводстве Ноева было уплачено 4 тысячи золотых рублей за гряду.
Январь так как был, и любой ландыш стоил гривенник. На закусочном огромном столе, что и обрисовать сейчас нереально,
на обоих финишах находились оформленные ледяные глыбы, а через лед светились многоцветные огни, как-то умело включенные в лед лампочки. В глыбах были ведра с икрой»,
— вспоминал живописец Сергей Виноградов в 1907 году о празднике в «Метрополе».
Wikimedia
Еще одно место для кутежа — ресторан «Яръ». Певец Федор Шаляпин (1873–1938) обрисовывал встречу Нового года в том месте как праздник «среди африканского великолепия».
«Горы фруктов, все сорта балыка, семги, икры, все марки шампанского и все человекоподобные — во фраках. Кое-какие уже пьяны, не смотря на то, что двенадцати часов еще нет.
Но по окончании двенадцати пьяны все поголовно. Обнимаются и говорят друг другу с чисто русским кротостью:
— Обожаю я тебя, не смотря на то, что ты самую малость мошенник!
— Тебе самому, дорогой, в далеком прошлом пора в колонии гнить!
— П-поцелуемся!
Целуются троекратно. Это весьма мило, но самую малость неприятно».
Уже по окончании революции безобидные рябчики были заклеймены поэтами, а издание «Огонек» во второй половине 20-ых годов XX века неуважительно писал: «Растущее строительство все больше сжимает кольцо около нэпача. Единственное утешение — попойка в собственном кругу, при завешенных окнах.
Лучший предлог для этого — встреча «ветхого Нового года», по старому стилю.
Трудящиеся уже продвинулись на тринадцать дней во второй половине 20-ых годов XX века, а нэпач только-только провожает пьяными слезами 1926-й.
На тарелочках времен Наполеона — моссельпромовская колбаса, рядом — белые хризантемы, икра в банке «Аз-рыбы», и в мелком хрустальном сосуде — салат-оливье».
Полвека спустя буржуазный оливье реинкарнирует в политически корректный салат из птицы («Столичный»).
Елочка из-под княжеского пера
Раздельно стоит выделить историю появления еще одного новогоднего знака, под что водило хороводы столько детей, что если бы они взялись за руки, то точно имели возможность опоясать Почву. В 1903 году поэтесса Раиса Кудашева сочинила стих «В лесу появилась елочка». «С белыми как снег волосами, приветливой ухмылкой, в очках, через каковые наблюдают живые глаза, она похожа на хорошую бабушку из сказки», — писал об урожденной княжне издание «Огонек» во второй половине 50-ых годов двадцатого века.
Но жизнь у аристократки была вовсе не княжеской.
«Они с сестрой, такой же старухой, ютились в малюсенькой помещении, похожей на чулан, разве что окно имелось, — вспоминал племянник Кудашевой Михаил Холмогоров. — От пола к его подоконнику из стопок книг была сооружена лестница. Живший в квартире кот был дряхл, прыгать уже не имел возможности, и сооружение было воздвигнуто для него.
А позже на протяжении прогулки мама продемонстрировала мне дом на углу Воротниковского и Старопименовского переулка. Раньше данный дом принадлежал тете Эдем».
«Раиса Адамовна не хорошо смотрелась и практически ничего не слышала, за нее сказала сестра. Мне было так жалко этих старух, что по окончании выхода статьи я перечислила им целый собственный гонорар», — вспоминала Лидия Кляцко, создатель заметки о Раисе Кудашевой в «Вечерней Москве» во второй половине 50-ых годов двадцатого века.
Wikimedia Авторы песни «В лесу появилась елочка» — поэтесса Раиса Кудашева и композитор Леонид Бекман
В 1905 году Леонид Бекман сочинил под стих простенькую мелодию, которую может наиграть одной рукой любой имеющий доступ к клавишам. Его супруга, Елена Бекман-Щербина, говорила, что историческое событие случилось 17 октября.
«Моей старшей дочке Верочке исполнилось два года, и я утром подарила ей живую куклу — сестричку Олю, которая появилась в половине первого ночи, другими словами также 17 октября. Верочка была в полном восхищении. До тех пор пока я еще лежала в кровати,
Леонид как-то сел за рояль, посадил Верика на колени и сочинил для нее песенку на стих из детского издания «Малютка» — «В лесу появилась елочка, в лесу она росла».
Верочка, владевшая красивым слухом, скоро ее выучила, а я, дабы не забыть песенку, ее записала».
Скинуть Деда Мороза с парохода современности
Со временем изменялись не только рецепты новогодних блюд, но и сами традиции праздника. Так, в первой половине 40-ых годов XIX века Лев Толстой, которому тогда было 15 лет, поздравлял живущих рядом детей следующим образом. «Под самый Новый год он вышел из дома с громадным бумажным пакетом и дал каждому из нас по огромному крымскому яблоку, ярко-желтого цвета, по тульскому прянику, и вдобавок по громадной шоколадной конфете с мармеладной начинкой, фантик от которой я продолжительно хранила в собственной девичьей шкатулке, — вспоминала писательница Александра Кучумова. — Шоколад был для нас лакомством недоступным.
Мы видели его лишь в витринах кондитерской лавки.
Wikimedia
Мы откусывали по мелкому кусочку и с таким удовольствием смаковали, что Лев Николаевич кроме того радостно расхохотался.
на следующий день, говорит, приходите, каток будем делать».
В 1914 году был введен временный запрет на установку новогодних елей как вражеского германского знака. Что не помешало, к примеру, в 1917 в «Кафе поэтов» в Настасьинском переулке устроить футуристическую елку.
Поэт Аристарх Гришечко-Климов обрисовывал это так: «На дворе морозило, а тут было жарко, как в бане. Первое, на что обращалось жадное внимание гостей, была, очевидно,
елка, свежая и душистая, она была убрана одними картонными шишами: выглядывая из громадных розовых кулаков, они очень красноречиво говорили о новой выдумка футуристов,
инициатором которой и ближайшим участником исполнения данной идеи был сам Маяковский; необходимо было видеть, с каким злорадным наслаждением в глазах он вырезал и развешивал эти символические картонажи с фигами».
В первой половине 20-ых годов XX века Новый год был запрещен по большому счету как «буржуазный праздник». Но это не стало преградой для русской души, требующей продолжения банкета. «1 января. Встреча Нового года в Доме писателей. Не считал, что отправлюсь.
Не занял предварительно столика. Отправился экспромтом, по причине того, что не спалось. О-о-о!
Тоска — и сиротство — и старость.
Я бы запретил 40-летним встречать Новый год»,
— отзывался Корней Чуковский о торжестве в первой половине 20-ых годов XX века.
«Елки Никулины не ставили — по окончании революции это стало делом наказуемым, — пишет Иева Пожарская в книге о Юрии Никулине. — Но весёлый дух самого праздника, в то время, когда исполняются жажды, в то время, когда рождаются необычные чудеса, они хранили. Исходя из этого 31 декабря Юра постоянно выставлял собственные валеночки, дабы Деду Морозу было, куда положить презент, что он принесет. (…) Бывало, что пара вечеров подряд Юра выставлял валенки, и Дедушка Холод любой раз что-нибудь в них оставлял.
ИТАР-ТАСС Юрий Никулин
Но в один раз (речь заходит о 1920-х годах. — «Газета.Ru») Юра подошел утром к валенку, сунул в него руку и вытащил завернутый в обрывок бумаги кусок тёмного хлеба, посыпанный сахаром. Любой человек сходу бы осознал, что в семье кончились деньги и исходя из этого родители ничего не смогли приобрести собственному мальчику на Новый год.
— Это что? Дедушка Холод с ума сошел, что ли? — Много лет спустя Никулин вспоминал, как он с большим удивлением а также с возмущением обратился тогда к отцу. А тот ответил:
— Да Нужно будет мне поболтать с Дедом Морозом.
На следующий сутки в том месте показалось печенье в форме рыбки».
Война войной, а Новый год — по расписанию
В 1935 году праздник был официально реабилитирован (а год спустя в стране был налажен выпуск «Советского шампанского»). В том же 1935 году произошло первое масштабное новогоднее поздравление: глава ЦИК СССР Михаил Калинин по радио обратился к полярникам (первое обращение ко всему советскому народу прошло в канун 1942 года, по окончании смерти Калинина традиция прервалась до 1953 года).
В предвоенные годы события стали развиваться с неконтролируемой скоростью. Маргариты автора «и Жена Мастера» Елена Булгакова писала: «Новый год встретили дома. Пришел Женичка, зажгли елку.
Были подарки, маски, сюрпризы, громадные воздушные мячи. С треском разбили Сергей и Миша чашки с надписью «1936-й год». Дай Всевышний, дабы 37-й год был радостнее прошлого!»
А уже во второй половине 30-ых годов XX века Евгения Гинзбург, советская журналистка, мать и мемуаристка писателя Василия Аксенова, писала: «И вот она пришла, эта новогодняя ночь.
Первая новогодняя ночь в колонии. Если бы мы знали тогда, что в первых рядах их еще не меньше семнадцати!
(…) Мы лежим на собственных тюремных койках и стараемся уловить перемещение времени. (…) Какое-то шестое чувство вынудило нас в один момент протянуть руки из-под колючих серых одеял и чокнуться жестяными кружками, в которых была заблаговременно заготовлена сладкая вода».
Но кроме того жёсткое военное время не смогло отменить данный праздник. «На Новый год бабушка исхитрилась приобрести картофельных очисток, наскребла с них какое количество имела возможность картошки и сделала нам с дедом по лепешке — это был настоящий праздник! Сама она съела шелухи, не легко отравилась, и ее на месяц увезли в поликлинику», — вспоминает инженер, изобретатель Михаил Приградов о 1942 годе.
Виктор Кинеловский/РИА «Новости» Новогоднее собрание командиров и бойцов Панфиловской дивизии, 31 декабря 1941 года
«На Новый год, 6 января 1942 года, именно в канун Рождества (не смотря на то, что о нем мало кто знал), устроили праздник в одной из школ Октябрьского района. Пригласили нас всех, оставшихся в живых, — вспоминает блокадница Евгения Синотова. — Детей в городе было мало: многие не двигались, лежали, кто-то погиб.
Но эта блокадная елка запомнилась мне на всегда. Елка стояла наряженная.
В зале было натоплено, но дети были укутаны, никто не раздевался. С нетерпением ожидали подарков, взяв их, никто из детей их не ел — берегли для дома.
Позже повели нас в столовую, накормили овсяным печеньем и тёплым супом. Никто не плясал, не смеялся, хоровод около елки не водили».
В послевоенные годы Новый год купил привычную нам форму, фактически без трансформаций сохранившуюся до наших дней. В 1956-м выходит на экраны «Карнавальная ночь». брежневский застой и Хрущевская оттепель поменяли лишь понятия о том, что вычислять шикарным подарком.
К примеру, Майя Плисецкая так вспоминала о встрече 1959 года.
Николай Малышев/ТАСС Москва. Новогодний хоровод в Кремлевском дворце съездов, 1977 год
«31 декабря 1958 года. Вечер. (…) Встав в лифте, заслеженном талыми ёлочной иглой и снежными разводами, звоним в 431-ю квартиру отечественного Кутузовского дома.
Потоптавшись в узкой передней, проходим к запруженному в переизбытке деликатесами столу. (…) Лилина работница тащит из кухни гору дымящихся румяных пирожков собственной выпечки.
У каждого прибора презент стоит. У меня — флакон духов Робера Пите «Преступник».
У Щедрина — мужской одеколон «Диор» и последняя французская пластинка Стравинского. Это Эльза Юрьевна — Дед-Мороз подарки из Парижа привезла».
В 1975 году вышел фильм «Ирония судьбы, либо С легким паром!», а во второй половине 90-ых годов XX века в первый раз была установлена елка на Соборной площади Кремля. Новый год к концу XX века укомплектован всецело — но у праздника в двадцать первом веке уже свои истории и свои лица.
Создатель — экскурсовод «Экскурс-бюро №1»
Машкины Страшилки — Солидный сборник страшилок. Новые мультфильмы 2016
