Интервью с лауреатом экологической премии фонда голдмана сахалинским экологом дмитрием лисицыным
— Дмитрий, поздравляю с получением премии. Как вы вычисляете, за что фонд присудил ее как раз вам?
— Фонд Голдмана традиционно присуждает эту премию за конкретные успехи в деле природоохраны. У отечественной организации их много, но лично для меня основная гордость — создание заказника «Восточный».
Это последний нетронутый уголок дикой природы на Сахалине, бассейн двух достаточно больших нерестовых рек, где обитают редкие животные, рыбачат бурые медведи, в том месте возможно заметить массовый движение лосося на нерест, не стесненный никакими сетями. Уже 15 лет нам удается защищать его от вырубки леса, строительства дорог, браконьеров и коммерческих рыбаков.
Но для фонда Голдмана главным была отечественная работа по увеличению стандартов нефтегазовой индустрии на Сахалине.
— О каких стандартах идет обращение?
Кому вручают премию Фонда Голдмана
Премия Фонда Голдмана в размере $150 тыс. присуждается каждый год шести лауреатам — экологическим активистам. Премия была основана в 1990…
— В 2001 году в следствии долгой активной публичной кампании нам удалось добиться введения так именуемого полного стандарта нулевого сброса буровых отходов для проекта «Сахалин-1». При бурении скважин образуется много токсичных отходов — до полутора млн кг на одну скважину.
Раньше трудящиеся на шельфе (другими словами в море) компании сбрасывали их в море. Мы начали добиваться, дабы они применяли так именуемую разработку реинджекшн — закачки буровых отходов под почву.
Мы отправились на Аляску и произвели сбор улик, что все зарубежные компании, каковые трудятся у нас на Сахалине, — Shell, BP, Exxon — в американских водах закачивают отходы под почву. Во второй половине 90-ых годов двадцатого века мы убедили госэкпертизу дать отрицательное заключение на проект Exxon, которая желала бурить скважину, сбрасывая отходы в море.
Компания не смогла начать работы и всецело утратила буровой сезон, что стоило ей десятки миллионов долларов. Это был поворотный момент.
Затем Exxon заявила, что переходит на стандарты нулевого сброса, и пробурила эту же скважину уже с применением разработки реинджекшен. За ней эти стандарты неохотно, упираясь, но приняли Shell и ВР. на данный момент у нас кроме того в голову никому не придет сбрасывать отходы в море.
Не смотря на то, что обстановка, само собой разумеется, может измениться.
— А с проектом «Сахалин-2» боролись?
— Тут самое громадное достижение — изменение маршрута трубопровода, что в 2004 году компания «Сахалинская Энергия» желала выстроить через пастбище серых китов, их кормовую территорию. Мы обратились напрямую к инвесторам — Европейскому банку развития и реконструкции (ЕБРР), он поднялся на отечественную сторону.
Чтобы получить кредит, компании было нужно поменять маршрут, это решение стоило ей $300 млн.
— Деятельность ЕБРР последний раз обширно обсуждалась в связи со постройкой автострады Москва — Петербург. Как вы имеете возможность оценить сотрудничество с этим банком?
— Ну, я пологаю, что, если бы не обращения экологов, банк давал бы хорошие заключения на страшные проекты. Так, лишь по окончании обращений и наших протестов ЕБРР выдвинул «Сахалинской Энергии» — оператору проекта «Сахалин-2» — еще одно условие предоставления кредита: создать замысел развития коренных народов.
В итоге он вышел весьма успешный, действует до сих пор. На его реализацию компания каждый год выделяет $300 тыс.
По окончании отечественных обращений на места эрозии рек от строительства трубопровода «Сахалина-2» ЕБРР отправлял собственных экспертов, каковые подтверждали факты нарушений. Банк потребовал, дабы компания создала и замысел по ликвидации эрозии.
У ЕБРР в этом смысле твёрдые правила: это интернациональный государственный банк, и он ощущает ответственность перед налогоплательщиками из различных государств, за чьи деньги существует. За все годы работы с ЕБРР (более 10 лет) у меня осталось громадное уважение к его сотрудникам.
Интернациональная публичная организация Bankwatch Network организовывала нам встречи с управлением банка. И на них и совет директоров, и президент банка слушали отечественные отчеты о нарушениях на «Сахалине-2», возможность финансирования которого банк сейчас разглядывал (в итоге в 2007 году ЕБРР отказал проекту в финансировании. — «Газета.Ru»).
— Имеется ли отличие между отношением к экологии у зарубежных компаний и российских?
— Вопрос сложный. Нас довольно часто задают вопросы, изменилось ли что-то, в то время, когда на Сахалин пришел «Газпром». Я бы не сообщил, дабы что-то изменилось к нехорошему, что-то кроме того стало лучше.
А вот работа «Роснефти» по всем параметрам ниже деятельности Exxon либо Shell. Болезненный для Сахалина момент — деятельность «Роснефти» на береговых скважинах.
Фиксируются постоянные нефтяные разливы, а у компании нет на них кроме того замысла реагирования. Это неотёсанное нарушение всех российских и западных стандартов.
Важного сдвига в работе компании удалось достигнуть только один раз, в 2002 году. «Роснефть» создала на одном из нефтепромыслов нефтеловушку — отгородила низину плотиной, и из-за постоянных утечек с месторождения оказалось нефтяное озеро площадью 10 га. Из-за испарений нефти в соседнем с ней поселке стало нечем дышать.
У «Роснефти» обитатели победили все суды, компания должна была переселить истцов, но ответ не выполняла. Мы писали жалобы, инициировали проверки прокуратуры, привлекли к кампании тогда еще свободное НТВ.
В итоге «Роснефть» очистила озеро за год, не смотря на то, что до отечественного вмешательства оно десятилетиями отравляло все около.
— Другими словами на гражданскую и публичную активность реагируют и российские, и зарубежные компании?
— «Роснефть» реагировала по-различному. Сперва они именовали нас шпионами, заказывали статьи и клеймили «агентами Запада».
Но это смотрелось довольно глупо, по причине того, что тут же рядом с ними мы весьма жестко осуждали и западные нефтяные компании. Но у людей, каковые трудятся тут, на нефтепромыслах Сахалина, имеется совесть.
В то время, когда разворачиваешь их лицом к нарушениям, то у большинства она просыпается, такие примеры имеется. Чужестранцы — они радуются, они вежливые, они неизменно за природу, но относятся к ней в основном равнодушно.
Что касается гражданской активности, то отечественные компании обращают внимание на вещи, которых раньше не было, — митинги, демонстрации. Но, дабы у нас люди вышли на улицу, нужен большой раздражитель.
—Я знаю, что в последних числах Марта вам удалось все же организовать в Южно-Сахалинске митинг, на что пришло свыше тысячи человек.
— Да, это беспрецедентное количество для Сахалина. Но людей вправду задела неприятность — ответ правительства начать промышленный вылов лосося в реках.
А для сахалинца лосось — это святыня. Акцию мы организовывали вместе с клубом рыболовов-любителей, несколькими ассоциациями рыбопромышленников, нас поддержали коренные народы.
По прямому указанию правительства области большинство СМИ была для нас закрыта, но нам удалось информировать население. Февраль — март — период, в то время, когда люди деятельно занимаются подледным ловом: тысячи автомобилей стоят в одном месте и до десяти тысяч людей сидят на льду.
Отечественные активисты под дворник на лобовое стекло каждой автомобили положили листовку. Рыбаки на собственные деньги сняли ролик о митинге, его показывали на одном из каналов.
Помимо этого, у нас все-таки осталось пара свободных СМИ.
— Как сложно организовать экологическому перемещению уличную митинг в регионе?
— В действительности весьма сложно. Власти постоянно имеют действенные рычаги противодействия.
К примеру, приносишь заявку на проведения митинга, а на следующий сутки тебе звонят из мэрии и говорят, что на это же самое место в данный же сутки за 10 мин. до тебя заявку подало перемещение «Отечественные». Либо отказываются, по причине того, что из-за митинга нужно будет перекрывать перемещение, либо вызывают в УВД и запугивают экстремизмом.
Так было с автолюбителями, каковые проводили митинг против увеличения пошлины на японские иномарки. Мы годом ранее митинговали против строительства в рекреационной территории Ледового дворца. Это был сумасшедший коррупционный проект.
Ледовый дворец на Сахалине стоил дороже, чем выстроенный для Олимпиады в Ванкувере, и средства на него всецело выделялись из бюджета области. Нас перед митингом вызывали в администрацию области и также всячески пугали.
Однако мы данный митинг совершили.
— Возможно заявить, что обитатели Дальнего Востока на данный момент стали более активны в публичном замысле?
— В плане экологии на Сахалине особая обстановка. Жизнь сахалинца сильно связана с природой, исходя из этого, в то время, когда ей начинает что-то угрожать, людей это мотивирует к активности.
Но мешает огромное неверие в то, что возможно что-то поменять. Действительно, на данный момент это отношение изменяется, люди понемногу начинают верить в собственные силы.
Да и многие уже терпеть беспредел со стороны правительства.
— Как еще возможно на данный момент бороться за экологию?
— К сожалению, митинг — один из немногих действенных способов.
Мы предпочли бы функционировать более цивилизованными и менее конфликтными способами, к примеру, судебные исками. Но удачи в судах уже в прошлом.
Степень независимости судов катастрофически падает, сейчас они трактуют решения только в пользу экологически властей и грязного бизнеса. Помимо этого, экологическое законодательство быстро ухудшилось: ликвидирован таковой серьезнейший университет, как национальная экологическая экспертиза.
Ее практически покинули лишь для шельфовых проектов и используют при создании очень защищаемой природной территории. Если вы задумаете создать заповедник, то потребуется национальная экологическая экспертиза, дабы доказать, что он надёжен для природы.
А вдруг захотите выстроить АЭС, то такую экспертизу проводить не придется.
— Вам приходилось заниматься экологическими проблемами, которые связаны с ядерной энергетикой?
— Экологическому активисту трудиться с ядерными проблемами неизмеримо страшнее — это показывает опыт отечественных сотрудников. Слава всевышнему, мы взаимодействовали с ядерной индустрией мало, легко по причине того, что у нас эти неприятности не стоят.
Была одна, но мы ее удачно решили. В 2000-х годах Курчатовский университет планировал строить на Курильских островах ядерный могильник. Сама мысль строительства могильника на вулканическом острове — полный абсурд.
Проект лоббировали академики и депутаты из Москвы. Отечественный губернатор продолжительно хранил молчание, уходил от прямого ответа журналистам.
Но тогда политическая борьба была действенным рычагом действия. Мы собрали петицию с тысячами автографов и передали ему на приеме в администрации.
Губернатору было нужно высказаться против проекта. Тогда ему было принципиально важно, что о нем думает население: оно его выбирало.
Сейчас губернатору принципиально важно, что о нем думает Кремль.
— Поведайте о замыслах вашей организации на будущее?
— на данный момент одна из самых активных программ касается лосося: экологизация рыбацкой отрасли и борьба с браконьерством, с «крышеванием» этого бизнеса властными структурами. Еще мы ведем научные проекты, посвященные изучению сахалинского бурого медведя.
Продолжаем мониторить обстановку на нефтепромыслах и нефтепроводах «Роснефти». На премию в $150 тысяч мы решим весьма острый для нас вопрос — приобретём гараж и машину, что будет и складом для лодочных моторов и лодок.
Все, что останется, отправится на проектные изучения.
Инженер — эколог Корпорации Арселор Миттал
