«Ежик в тумане»: российский мультипликатор, покоривший сердца зрителей во всем мире, несмотря на советскую цензуру — «наука»
Не обращая внимания на ограничения советской цензуры, мультипликатор Юрий Норштейн создал культовых минималистических персонажей и стал одним из ведущих мировых мультипликаторов. В беседе с нами он поведал, из-за чего не желает иметь ничего общего с русским правительством и о проблемах современной мультипликации.
Один из вечеров в августе 1945 года. Пыльная мощеная дорога.
Он стоит на остановке где останавливаются автобусы со своим дядей, лишь возвратившимся с войны, и не воображает себе, что это один из тех моментов, каковые он запомнит на всегда. Такими словами открывает русский мультипликатор Юрий Норштейн собственную лекцию в зале «Заря» в театре «Гешер» в Яффо.
Около тысячи человек затаили дыхание и терпеливо ожидают, пока он добывает бумаги с записями и жалуется, что подсветка стола, на котором засунуты персонажи его мультипликационных фильмов, не хватает сильная.
Семидесятипятилетний Норштейн считается одним из величайших мультипликаторов мира, будучи режиссером-постановщиком всего четырех известных мультипликационных фильмов, самый долгий из которых — получасовой (это если не считать тех работ, в создании которых он принимал участие в различном качестве). Созданная во второй половине 70-ых годов двадцатого века картина «Сказка сказок» удостоилась множества призов наиболее значимых анимационных фестивалей, посвящена детским воспоминаниям Норштейна времен войны.
В первой половине 80-ых годов XX века на Олимпиаде искусств в Лос-Анджелесе, проходившей параллельно Олимпийским играм, он был признан «лучшим анимационным фильмом всех времен и народов». Может, данный титул думается чрезмерным, но отражает уровень восторга работой Норштейна среди студентов, мультипликаторов и любителей искусства.
Хаяо Миядзаки («Унесенные привидениями », «Мой сосед Тоторо», «Рыбка Поньо на утесе» и многие другие фильмы) в разных интервью именовал Норштейна своим любимым мультипликатором. В Израиль он прибыл несколько дней назад в рамках «Открытой лекции», проекта, призванного познакомить израильтян, как русскоязычных, так и ивритоязычных, с представителями искусства и мира культуры, творящих на русском.
В следующем месяце данный проект организовал лекцию лауреата Нобелевской премии по литературе Светланы Алексиевич.
Юрий Норштейн: Я питаю зависть к тем, кто обладает словом
Русская служба RFI16.04.2012детские и Российский мультфильм страхи
Haaretz30.08.2015Мультфильмы как способ изучения британского
DUNYA13.10.2012Коммунистический мультфильм был пророческим
EuroNews16.06.2012Советские агитационные мультфильмы выходят на видео
Los Angeles Times05.02.2007Через день после лекции, за беседой в кафе рядом с набережной Бат-Яма Юрий Норштейн большое количество говорит об авторских правах, каковые госслужащие, важные за сферу мультипликации, угрожают отобрать у него и его сотрудников по цеху. Но похоже, ему не о чем тревожиться.
Как улитка, везде таскающая собственный дом, Норштейн везде носит с собой — в буквальном смысле — персонажей мультипликационных фильмов, которых создал за 50-летний период творчества. Они сделаны из фольги, целлулоида и бумаги: заяц, пробующий вернуть дом, из которого его выгнала злая лиса; волк с грустными и интересными глазами; храбрец гоголевской повести «Шинель» печальный государственный служащий Акакий Акакиевич, влюбленный в буквы, каковые он прилежно выводит с утра до вечера и самый узнаваемый из них — мелкий ежик из мультипликационного фильма «Ежик в тумане», ставший одним из знаков русском мультипликации, культуры советских России и детей в целом.
Два года назад, на открытии Зимней Олимпиады в Сочи, ежик воображал одну из букв русского алфавита в торжественном помпезном ролике, сделанном специально для Олимпиады.
Одна узнаваемая русский журналистка назвала Норштейна, лауреата многих премий, национальным достоянием. Не обращая внимания на это, он говорит, что не готов просить денег у страны и не желает иметь с ним ничего общего.
Публика в Израиле готова забыть обиду ему и непопулярные высказывания. Заслужив аплодисменты заявлением, которое могло быть истолковано, как антипутинское, Норштейн в другом эпизоде сообщил: «В советское время мы ничего не просили.
Возможно сказать о цензуре, но тот режим был более благосклонным к кинопроизводству». Он продолжил ностальгировать и привел примеры из советского кинематографа, отметив, что в русском кино таких фильмов нет.
Публика опять хлопала в ладоши.
Норштейн — мастер подробностей. Точность в повседневных мелочах в его мультипликационных фильмах вызывает у зрителей удивление и радость — «Боже!
Как я сам этого не подмечал?» То, как он делает погодные явления в мультипликационных фильмах — ливень, туман, снег, солнце и дождь — придает его произведениям важный суть, не смотря на то, что в них мало что происходит. На лекциях он в большинстве случаев поражает зрителей ловкостью рук, как на выступлении в Яффо, в то время, когда он выбрал как пример изображение тумана.
Поднося и отодвигая от камеры несложной прозрачный лист бумаги для рисования, он совсем поразил публику. Это казалось настоящим волшебством.
Норштейн поведал о особом многоуровневом столе, что создал вместе с уже покойным оператором Александром Жуковским. Стол складывается из десяти стеклянных панелей, одна над второй, с расстоянием приблизительно 20-25 сантиметров между ними.
Между панелями происходит перемещение пейзажей и персонажей, в каковые живописец вдыхает жизнь. Все это разрабатывает его супруга, художница Франческа Ярбусова.
Он обрисовывает совместное творчество как продолжительное страдание и растолковывает это вызовом со стороны мастерства, достигающего невыносимого уровня в каждом новом произведении.
Норштейн не скрывает скептического отношения к компьютерной анимации. Он утвержает, что в ней отсутствует божественная неточность, нужная любому хорошему произведению искусства.
На протяжении просмотра мультипликационного фильма «Шрек» он ощущал «запах пота» из-за физиологического правдоподобия, достигнутого в нем. «Мне это больше неинтересно. Мне хочется чего-то несложного, символического, сделанного практически из треугольников», — говорит он.
Он утвержает, что имеется граница, которую не нужно переходить. «Пришел ко мне человек из Японии и сообщил: “Понимаете, Юра-сан, мы изобрели камеру, которая может снимать 72 кадра в секунду, и без того мы будем показывать”. Я задал вопрос: “Для чего?
Дабы продемонстрировать волоски на руках?” Это возможно хороший фильм про его видения и безумца. Но это же ненормально.
Человек сойдет от этого с ума. В мастерстве человек ищет метафору, которая одним перемещением выяснит для него мир».
Детство в целлофане
Эстетика работ Норштейна далека от сегодняшнего мейнстрима, и всегда была таковой. Маленькая мультипликационная заставка, которую он создал для телепередачи «Спокойной ночи, малыши!», транслировавшийся по первому гостелеканалу в конце 90-х годов, была снята с программы через два года.
Российские СМИ растолковывали это тем, что один из персонажей пугал юных зрителей. Но Норштейн категорически возражает против попыток обернуть детство в целлофан и оберегать детей от ужасных либо драматических впечатлений. «Как человек взрослел»?— задал вопрос он. «Знакомство с различными сторонами судьбы неспешно делает человека личностью.
Необходимо воспитывать в нем смелость и мужество, и умение преодолевать способность и боль видеть боль другого. Современное мастерство не показывает боли другого.
Руки детей сейчас не связаны», — добавил он. Он утвержает, что в то время, когда ты пишешь либо создаешь букву, рука проходит громадной путь, мыслительный и душевный процесс, совершает поступок.
Сейчас, утверждает он, показывая рукой истерические удары по экрану смартфона, в то время, когда для изображения буквы требуется простое нажатие, душа остается безлюдной.
«Мое детство и детство моего поколения проходило в условиях, потребовавших от нас участия. От нас потребовали функционировать. К примеру, отечественная коммунальная квартира с одним туалетом и длинным коридором на 30 человек, обогревалась печкой.
Нужно было принести полена, поставить на козлы и распилить их. Мы, дети, принимали в этом участие. Другими словами, отечественный труд был положен в печь и в тепло, которое она давала.
Для нас это было нормально, и, основное, радостно… Для меня это также было рисованием. По причине того, что в один раз, заметив белое полено на снегу, я внезапно осознал, что оно желтое. Само по себе — белое, а по сравнению со снегом — желтое… Так я открывал рисование.
Эти мелочи неспешно входят в вас. Те, кто пилил деревья совместно со мной, точно не обратили на это внимания, а я обратил. Позже мне показалось, что эта картина вкусная, как масло.
Прямо захотелось намазать полено на хлеб», — поведал Норштейн.
Результаты революции
Родители Норштейна были иудеями, но это не игралось в их жизни громадной роли и никак не проявлялось, не считая разве что нескольких записей песен на идише, языке, на котором общались родители, в случае если желали, дабы дети их не осознавали. «Но отец знал и иврит, — нежданно говорит Норштейн. — Он получал образование хедере в юные годы, а в то время, когда ему было лет 20, в 20-х годах прошлого века, уехал в Палестину и трудился на стройке. Через несколько лет возвратился в СССР».
— Вы понимаете, из-за чего он возвратился?
Норштейн: «Отец говорил моей маме, что в один раз заметил, как иудейский милицейский пнул корзинку араба, да так, что все рассыпалось, а позже еще и ударил его. Мой отец постоянно отличался больным эмоцией справедливости.
Он сообщил маме: “Я больше не имел возможности, так это на меня повлияло”. В то время, когда все эти неприятности между арабами и евреями идут лишь в одном направлении, и решить их нереально… на первый замысел снова выходит Поступок.
Разве революция в Российской Федерации случилась случайно? Все время говорят, дескать, это коммунисты.
Вовсе нет. Она неспешно вызревала из этих мелочей, из этого нескончаемого унижения».
Норштейн, само собой разумеется, знает об кошмарах коммунистического режим, и, он утвержает, что его папа также видел их. Но из его описания судьбы своих родителей в иудейском колхозе в Крыму по окончании возвращения из отца из Палестины вырисовывается идеалистическая картина духовного расцвета и международного братства («у них был театр, и они ставили кроме того Шекспира»): «Социалистические правила стали результатом революции, но и большевистский террор также был таким результатом.
В случае если сказать грубо о ГУЛАГах, о совокупности, о КГБ, покажется, что вся страна была поделена, на тех, кто жил тут, и тех, кто жил в том месте. Это через чур упрощенный взор.
Настоящая картина более трагична, трагична по сути собственной, по причине того, что те, кто совершил революцию, оказались под этим молотом — те, кто верил, что общество, которое они создают, высвободит человека изнутри».
Норштейн настаивает на том, что ограничения, каковые для живописца устанавливает продюсер, не лучше тоталитарной цензуры, с которой ему приходилось иметь дело. Он весьма сомневается в интеллектуальных свойствах продюсеров и говорит, что их интересуют лишь расходы и доходы: «Если бы я пришел со сценарием “Сказки сказок” к продюсеру, он бы сообщил мне: “Иди из этого, для чего мне эта головная боль, у меня очередь из сценаристов”.
На этом моя биография и закончилась бы». На вопрос о его мнении по поводу обстановки, в то время, когда прослойка интеллектуалов заключила альянс с властями, пока народ кормят ложью, и он живет в бедности, он назвал это безнравственным. «Но материальная судьба народа не зависит от того, какой фильм я сделаю, и сделаю ли по большому счету, — говорит он. — К тому же, в случае если моя мысль, содержащая долю правды, не заметит света, мир будет беднее».
В первой половине 80-ых годов XX века он начал работату над «Шинелью», анимационной адаптацией повести Гоголя, считающейся одной из культуры русской и основ литературы. Работа над мультипликационным фильмом прерывалась много раз — по личным, историческим и экономическим обстоятельствам — и не закончена сейчас.
Работа над фильмом совпала с громадными переменами в Российской Федерации: падение коммунизма, спасение от цензуры, переход к дикой рыночной экономике и — в последние 15 лет — восстановление авторитарного режима под властью Путина. Но отсрочка в 35 лет — чрезвычайная обстановка, кроме того с учетом всех событий.
Со временем мультфильм, отдельные эпизоды которого заметили свет в течении последнего десятилетия, превратился в вопрос, что лучше не задавать режиссеру. На встрече в Яффо юный ультраортодокс задал вопрос Норштейна, в то время, когда он закончит фильм.
Норштейн, по всей видимости, за много лет придумал вариант несложного ответа на таковой вопрос и сухо сообщил: «Через три года, в случае если у меня будут средства и время, каковые я смогу выделить лишь ему». «Из-за чего бы вам не запустить проект на Kickstarter? С вашим именем вы легко соберете нужную сумму», — сообщил второй юный человек.
Не смотря на то, что вопрос был задан по-русски, Норштейну потребовался перевод от ведущего. Осознав, что имел в виду юный человек, он улыбнулся и покачал головой. «Для меня это недостойно, — сообщил он, и интонация свидетельствовала, что это еще мягко сообщено. — В то время, когда я воображаю себе такую обстановку, она думается мне недостойной. на данный момент моя книга “Снег на траве” хорошо продается, первый тираж в 7 000 экземпляров распродан целый, от второго тиража в 3 000 экземпляров осталось всего 50.
Я меряю толщину интеллигентской прослойки в Российской Федерации по количеству продаж». Публика ответила взрывом хохота.
Живописец-аниматор, обладатель «Вручения Оскара» Александр Петров отмечает 60-летие.
