А.п. волошин: награжден звездой ссср и серебряной звездой президента сша
Весной 1941 года я поступил в Одесское артиллерийское военное училище, а уже летом его эвакуировали. Мы, курсанты, пошли колонной на северо-восток. За первые два дня мы прошли 50 километров.
Тащили до Николаева две 203-мм гаубицы, а это – весьма важные орудия… Дальше нас повезли.
До Запорожья ехали нормально. Позже нас начали бомбить! Тут я и взял собственный первое, действительно, легкое, ранение, наподобие зарубки на память
О Сталинграде и Толстом
В первых числах Августа 1942 года мы прибыли в собственный будущий штаб дивизии, в Сталинград. А нас, артиллеристов, – всего два офицера и комполка майор Цыганков.
Сейчас он стал главой артиллерии в 10-й дивизии НКВД, которая была прекрасно укомплектована по тому тяжёлому времени. Помимо этого, нам были приданы другие разрозненные части: остатки двух изрядно потрепанных дивизий, человек по пятьсот в каждой, и еще политическое училище (также человек четыреста либо пятьсот).
Начальником отечественной 10-й дивизии НКВД был полковник А.А. Сараев.
Ему подчинялись и все остатки разбитых частей, подошедшие в город…
Отечественную истерзанную дивизию НКВД бросали на подкрепление в обескровленную тяжелыми боями 62-ю армию, где было девять тысяч людей. У немцев было многократное превосходство в силах, и они верили в собственной победе.
23 августа, по окончании прорыва немцев недалеко от хутора Вертячий, их передовые отряды вышли к северной части Сталинграда. Встретил их огнем отечественный 282-й стрелковый полк 10-й дивизии НКВД, учебный танковый батальон тракторного завода и зенитный полк.
В первоначальный же сутки было подбито 70 германских танков! Так мы выбивали превосходящие силы соперника.
Но они все прибывали: со стороны Вертячего на Сталинград двигались 14-й танковый корпус и 51-й армейский корпус немцев.
Лишь в ночь на 14 сентября вошла в Сталинград 62-я армия через отечественную переправу. А первой переправилась свежая 13-я гвардейская дивизия Родимцева.
В данный сутки 62-ю армию принял генерал Ф.И. Чуйков.
И сходу он кинул два полка данной дивизии на взятие Мамаева кургана. Мамаев курган, за что мы дрались, значился на карте как высота 103,5 м. Она давала обзор всего большого участка и города Волги.
За данный обзор мы и сражались: так как кто больше видит, тот лучше стреляет!..
Господствующая высота была забрана. Утраты – громадные. В итоге, мне не повезло. На протяжении налета «юнкерсов» (а бомбы они бросали с высоты 200 м) я был ранен в ногу выше колена. Перевязала меня местная женщина, сняв со своей головы белую косынку.
С виду она была совсем молоденькая, практически ребёнок. Но не побоялась крови, которая кипела из моей глубокой осколочной раны. Сделала все как необходимо.
И позже еще подушку под забинтованную ногу положила. Я на время утратил сознание, а в то время, когда возвратился из забытья, задал вопрос эту девушку, как ее кличут.
Она ответила кратко: Тамара.
По окончании войны я искал ее, приехав взглянуть на отстроенный заново Сталинград. Но не отыскал.
Не каждый, кто выручал нас тогда, оставлял собственный адрес. Да и был ли он в разбомбленном городе?
В военного госпиталь я выяснил, что отечественные под Сталинградом окружили и пленили огромную армию генерала Паулюса со всеми его «превосходящими силами».
Сталинград выстоял.
В 271-м полку я был начальником батареи. В районе Ельшанки – раньше это была южная окраина Сталинграда, на данный момент практически центр – немцы прорвали линию фронта.
И я именно в том месте был совместно со своей батареей. Начальник штаба капитан Золотов приказал выбить германских автоматчиков с этого участка. У меня в батарее осталось шестнадцать человек.
Поднимаю их в наступление. Примкнули штыки: «За Отчизну! За Сталина!
Бей нацистов!» Мат-перемат, все кричат, друг друга подбадривают, дабы не так было страшно.
Немцы уже расположились в окопах и подготавливались к следующему броску. Все с автоматами, с штыками и винтовками-тесаками. А у нас в руках винтовки Мосина.
Они со штыками раза в полтора выше людской роста.
Ворвались мы на позицию к нацистам. Они бежать. Мы за ними. Пара раз я штыком кого-то проткнул.
Не забывайте, как у Толстого в «Хождении по мукам»: «Я колю, а он мягкий»?! Вот то же самое и я почувствовал. Весьма неприятное чувство. Пробежали мы метров двести–триста.
Наблюдаю, а немцев-то уже и нет. Атака закончилась.
Я своим артиллеристам кричу: «Назад! Всем к пушкам!» А они разгоряченные, глаза горят.
Готовы дальше наступать. А не на кого. По пути подобрали собственных раненых и убитых. Восемь человек мы тогда утратили из шестнадцати. Возвратились.
Золотов нас похвалил. Пригласил меня на обед.
А я никак не могу в себя прийти, успокоиться. Ужасное перевозбуждение. Аж трясет всего
На момент формирования отечественная 10-я дивизия НКВД имела пять полков. В каждом около двух тысяч воинов.
Через месяц постоянных боев в полках насчитывалось по двадцать–тридцать человек. Остальные остались в Сталинграде.
Навечно.
О телефонном звонке Сталина
17 января 1943 года я был наконец выписан, к великой моей эйфории. И в тот же сутки взял обрадовавшую меня весточку – от командующего артиллерией 10-й дивизии НКВД, уже полковника Цыганкова.
Он просил направить меня по окончании исцеления обратно в отечественную дивизию! В последних числах Января я прибыл в том направлении начальником полковой батареи стрелкового полка.
В феврале отечественная дивизия отбывала на фронт под Москву, но из-за начавшегося яростного наступления немцев под Курском нас перебросили на Елец. И после этого из 70-й армии НКВД мы перешли в 65-ю армию генерала Батова Павла Ивановича, потом два раза Храбреца СССР.
Уже позже, под Курском, на рубеже Кромы-Поныри отечественная 181-я стрелковая дивизия была включёна в состав 13-й армии и сдерживала яростные атаки нацистов, а 12 июля перешла в атаку. Я поддерживал огнем собственной батареи батальон 271-го стрелкового полка и подбил в том месте три танка.
Начальник отечественного полка майор Л.П. Дикой, чуть определив об этом, ринулся по моему тёплому следу расширять горловину для ввода в бой вторых батальонов.
Это стало началом громадного успеха отечественной дивизии. А отечественный командир дивизии генерал Сараев Александр Андреевич, в то время, когда определил об этом, подъехал на место действия и, спрыгнув с коня, расцеловал меня по-русски троекратно.
Позже сообщил: «Ну, молодец, начальник! К ордену Ленина за это тебя представлю!»
…По окончании разгрома немцев на Курской дуге 13-я армия генерала А.П. Пухова продолжала стремительное наступление на юго-запад – в направлении Сум, Конотопа, Борзны, Чернигова.
Утром 18 сентября 1943 года отечественный 271-й стрелковый полк первым подошел к Десне и, с ходу форсировав ее, захватил плацдарм на правом берегу южнее Чернигова. За полком переправи лась на правый берег и вся отечественная 181-я Сталинградская (бывшая 10-я стрелковая дивизия НКВД) генерала Сараева.
Мы были у южной окраины областного центра – Чернигова. Постарались с ходу захватить город.
Но, как доложили разведчики, в нем было полно немцев и танков. Руководство отечественное призадумалось…
А вечером 20 сентября отечественному командарму внезапно позвонил сам Главный, и, как донесло «окопное радио», события разворачивались так: – Товарищ Пухов, доложите обстановку, – сообщил Сталин.
– Товарищ Первый! (Сталина по телефону именовали Первый.) Тринадцатая армия с ходу форсировала Десну и находится на окраине Чернигова… Но в том месте большое количество танков, а у нас их нет совсем!
– Товарищ Пухов, на следующий день Москва будет салютовать доблестным армиям тринадцатой армии, высвободившей областной центр Украины – старый Чернигов. – И положил трубку…
Командарм безотлагательно позвал к себе всех начальников дивизий, передал им собственный разговор со Сталиным и по окончании маленькой паузы добавил:
– Так вот, дорогие товарищи, в случае если мы данной ночью не заберём Чернигова, то… меня, в лучшем случае, пошлют проходить службу в какое-нибудь училище либо райвоенкомат… а вас – под трибунал!
После этого обвел всех отчаянным взором и задал вопрос:
– Что вы имеете возможность мне предложить?
Наступило продолжительное тягостное молчание. Позже один из комдивов сообщил:
– А чего тут продолжительно раздумывать?! Нужно брать город! Но так как у нас в дивизиях большое количество новичков, практически добрая половина – из Азии, я предлагаю в каждом полку создать из славян, уже обстрелянных вояк, по одному штурмовому батальону, усилить их артиллерией, саперами и совершить неожиданный ночной налет на город одними этими батальонами!
Немцы ночью, как мы знаем, вести войну не обожают, да и пламя танков в темноте не точен.
Все дали согласие с этим предложением.
И вот 20 сентября в 1.00 штурмовой батальон отечественного 271-го стрелкового полка, сопровождаемый всей полковой артиллерией (которой в то время уже руководил я) и саперами, очень тихо вошел в город с юга. Не ожидавшие ночной атаки немцы, начав хаотичную стрельбу, кинули против нассвои танки.
Прекрасно, что отечественные пушки двигались вместе с пехотой! Мы сходу встретили германские автомобили огнем из пушек: а ночью танки и в самом деле, практически слепые, пламя их не точен…
В общем, в данной практически четырехчасовой схватке мне с моими артиллеристами удалось стереть с лица земли 5 вражеских танков, защитив от них собственную пехоту. В следствии нам посчастливилось первыми прорваться в центральный район города, к строению областного комитета партии.
Ефрейтор батареи Доможаров скоро отыскал у какой-то дамы красную рубаху, прикрепил ее к палке, и в 4.00 эту красную рубаху мы установили в качестве знамени на строении областного комитета.
В этом жарком бою я утратил нескольких собственных артиллеристов. Героически погиб командующий артиллерией отечественной дивизии полковник Цыганков.
Приказ Главнокому мы выполнили. В 10:00 21 сентября услышали по радио похвалу в отечественный адрес. Спустя три дня меня пригласил к себе комполка Дикой и, пожав прочно руку, сообщил:
– Ты, артиллерист, молодец! Прекрасно дрался ночью, умно. Своим огнем из пушек ты стёр с лица земли 5 вражеских танков и спас полк и батальон.
За это я представил тебя к высшей призу Отчизны. К званию Храбреца СССР.
О наградах и лучшем друге
Не могу не сообщить о человеке, которому я обязан собственной судьбой. Это мой ординарец Володя Тимошенко.
Сибиряк. На два года моложе меня, а уже был женат, и дома у него росли две дочки.
Настоящий храбрец…
Дело было на плацдарме за Днепром. На отечественную линию обороны прорвались танки. Раздавили наблюдательный пункт. Комполка погиб. В тот район безотлагательно перебросили отечественную батарею.
Мы сходу вступили в бой. Один из танков прорвался, обошел нас позади и отправился прямиком на пушку, рядом с которой я был.
И тогда Володя оттолкнул меня в сторону, я упал, и он прикрыл меня своим телом. А танк раздавил пушку и четверых моих бойцов, каковые были рядом.
И второй таковой случай был. На Курской дуге. Две пушки находились чуть в первых рядах, две – позади. Германский танк из засады подбил передние пушки.
Я заметил это и ринулся в том направлении. Лишь позже я сообразил – а чем бы я помог?!
А танк стрелял . В этот самый момент я ощущаю, что кто-то мне подножку подставил. Я со всего маху падаю на землю, а меня своим телом закрывает мой ординарец.
В июне 1944 года началось наступление на Новоград-Волынск, что на Западном Буге. И тут-то я был ранен – уже в пятый раз за войну.
Мне по большому счету везло на ранения. Сравнительно не так давно на Курской дуге попало пять пуль шрапнели – в лицо и руки.
Сейчас вот это касательное ранение в пузо! Благодарю еще, что не глубокое. Послали меня в отечественный фронтовой госпиталь и в том месте наскоро зашили.
А позже еще в киевском госпитале отлеживался, оттуда меня направили долечиваться в Москву.
Вот в этом госпитале разыскали меня важные товарищи, дабы пригласить в Кремль, где мне надлежало взять удостоверение, Золотую звезду и грамоту Храбреца СССР. И еще одно знаменательное для меня событие случилось в том же году.
Внезапно оказалось, что с той помой-му «потерявшейся» моей «звездочкой» (к которой я был представлен за то, что подбил 11 вражеских танков) случилась необыкновенная история.
Американский Президент решил наградить высшей воинской офицерской призом собственной страны – «Серебряной Звездой» – четырех советских младших офицеров, отличившихся в битвах против гитлеровского вермахта и представленных ранее к нашей советской Золотой звезде. Эти четверо должны были олицетворять различные рода наземных армий на отечественном фронте.
Словом, меня уже давно желали позвать в Москву, но не могли отыскать (до тех пор пока я перемещался из военного госпиталя в полк и обратно в больницу) – для вручения американской «Серебряной Звезды». Кстати, также пятиконечной, весьма похожей на отечественную, лишь на вертикально расположенной красно-бело-синей ленточке.
По личной просьбе Рузвельта это поручение выполнил его представитель Гопкинс и отечественный тогдашний «всесоюзный староста» Калинин.
* * *
Я совершенно верно не забываю и поныне
Вблизи лица
Тот запах крови, и полыни,
И чабреца.
Как в разрастающемся гуле
Ты в той степи
Из сумки, рассеченной пулей,
Дотянулась бинт.
Воспоминанье не утонет
Я радостен был,
Я не забываю вкус твоих
ладоней –
Из них я выпивал.
И, кровь мою со лба стирая
Рывком руки,
Касалась ты ладони краем
Моей щеки.
Дрожащим ковшиком
ладони
Сложила ты
И зачерпнула мне в затоне
Глоток воды.
ПРИПЕВ.
Я совершенно верно не забываю и поныне
Вблизи лица
Тот запах крови, и полыни,
И чабреца.
И он еще через годы веет
Во сне ночном
Мгновенной нежностью
твоею,
Твоим теплом.
Б. ДУБРОВИН
О проекте Лица Победы
УБИЛИ Аммериканского президента
