Вчера мы ели рыбу фугу, а нынче хоронили друга — «общество»
Вероятно вы не в курсе, что так именуемые «кедровые орехи», продающиеся в русских магазинах по ломовым стоимостям, никакого отношения к кедрам не имеют. Это семена сибирской сосны, что, но, никак не умаляет их пищевой и вкусовой ценности, и пользы для здоровья.
Средиземноморский вид той же сосны — пиния, растет в намного более благодатном климате, и потому ее орешки намного больше, ароматнее и вкуснее сибирских. Они активно применяются в средиземноморской кухне, их них делают известный соус песто и додают во все местные салаты.
И вот намедни моя супруга растолковывает местно-русской женщине, как приготовить салат с брынзой, упоминает про «кедровые орешки» и женщина тут же быстро интересуется:
— А вам их из России привозят? Вы заказываете?
— Для чего же из России? — удивляется супруга, — они тут во всех магазинах продаются, они намного лучше тех, что в Российской Федерации.
В этот самый момент женщина сооружает брезгливую лицо и окончательным тоном просвещает нас, что местные орехи ни за что нельзя покупать, их привозят из Китая и в том месте выращивают на канцерогенных гормонах, не напрасно же они такие большие.
И ты смотришь на лицо данной женщины и осознаёшь, что возражать безтолку, что чувство собственной внутренней правоты так поразило ее мозг, что кроме того если ты у нее на глазах сорвешь шишку с ближайшей сосны и дотянешься оттуда те самые орешки, это ее не убедит. Скорее она поверит, что это вы сами приклеили в том направлении эту шишку, предварительно нашпиговав ее орехами, приобретёнными в магазине.
Дабы намерено ее одурачить…
На пляже Агиос Георгиос недалеко от Пафоса дно моря представляет собой меловой язык, полого спускающийся в море метров на пятьдесят от берега. Страно ровная площадка, входишь в море, как в мраморный бассейн.
Не берегу русская семья, в первый раз заметившая это чудо.
— Что это? — задаёт вопросы мама, стоя в воде по щиколотку, — песок так спрессовался либо это камень?
— Это — бетон! — выносит решение суда отец окончательным тоном, — они тут дно намерено бетоном залили, дабы пляж сделать. Они так неизменно, за рубежом, пляжи делают.
Мама с сыном наблюдают на папу с восторгом, пораженные его глубиной и мудростью познаний.
— Ой, — что это такое? — восклицает сын, показывая мохнатый на комок свалявшихся водорослей, что волна вынесла на мелководье.
— Отойди! — руководит отец. — это морской ёж, они весьма страшны. Уколет, позже иглу не вытащишь, резать придется!
— Да нет! — робко возражает сын, — морские ежи другие, я на фото видел, у них иглы другие, прямые, толстые и острые.
— Его тут по бетону волнами шваркает, иглы обтесало, он все равно страшный, отойди.
Мама с сыном обрисовывают пятиметровую дугу, опасливо обходя комок водорослей. Мама забредает на уступ, покрытый скользкой морской травой, поскальзывается и шмякается со всей дури.
Ну, ничего, переломов наподобие нет, а кровавые ссадины и синяки — это по любому не так страшно, как укол морского ежа.
И ты осознаёшь, что растолковывать им что-либо безтолку. Что уверенность в собственной правоте у папы, это единственное что у него осталось «собственного» в данной жизни, и это последнее «собственный» он даст лишь вместе с этой самой судьбой…
На пляжном лежаке разместились три туриста-мужика и деятельно крутят в руках иглобрюха килограмма на полтора, не знаю уж откуда они его забрали, и обсуждают как лучше приготовить эту рыбку. Самим приготовить (в отельных апартаментах у них, по всей видимости, имеется кухня) либо отнести в соседний ресторан и попросить пожарить прямо в том месте.
— А чё, какая им отличие, что жарить, в случае если мы им заплатим! Мы у них и выпивку заберём, заплатим, само собой разумеется пожарят!
В этот самый момент уж ты не выдерживаешь, подходишь, просишь прощения, что вмешался, растолковываешь, что иглобрюх возможно ядовит. Что у них в руках — Лагоцефал, по-местному — рыба-заяц, но широкой публике она известна под своим японским заглавием, рыба-фугу.
И они тебя наподобие кроме того как благодарят за то, что спас их жизни, но стоит тебе отойди, как до тебя доносится:
— Да хорошо, какая это фугу, обычная рыба. Фугу я на картине видел, она круглая.
Ты само собой разумеется можешь возвратятся и растолковать им, что в случае если вот ту рыбину, что у них на данный момент в руках кинуть в воду, оживить и хорошенько напугать, то она также раздуется и станет круглой. И ты кроме того возвращаешься, дабы сделать это.
Не смотря на то, что и осознаёшь, что это безтолку, что их глубокую внутреннюю уверенность в собственной правоте тебе не поколебать. И тебе остается лишь уповать на то, что они не будут жарить ее сами, и не пополнят собой перечни претендентов на премию Дарвина.
А все-таки дойдут с ней до таверны, где им возможно все-же поставят на место мозги…
К чему я все это говорю?
Легко я желаю заявить, что в далеком прошлом обучился выяснять на просторах интернета собственных соотечественников. Как бы они не маскировались и на каком языке не говорили бы их всех роднит одна неспециализированная черта.
Какую бы ахинею они не несли, у них ни при каких обстоятельствах, никогда не имеет возможности кроме того появиться тень сомнения в собственной правоте. Правоте окончательной и иногда убийственной.
Рыба Фугу — Кухня
