С.ф. долгушин: самое страшное, когда теряешь боевых друзей…
Герой Советского Союза Сергей Долгушин совершил около 500 боевых вылетов, из них 120 – на штурмовку и 86 – на разведку, в воздушных битвах сбил лично 17 и в группе –11 самолетов (согласно данным из официальных источников).
— Сергей Федорович, а Вы не забывайте собственный первый бой?
– Это нереально забыть.Он произошёл в первоначальный сутки войны. В начале утра 22 июня 1941 года отечественный 122-й истребительный летный полк был поднят по тревоге.
Летчики поспешили к своим «ишачкам» (так мы именовали новейшие последние две пушечно-пулеметно-ракетные модификации истребителя И-16 – 22-й и 24-й серии). Под непонятный шум, доносившийся от проходившей в 17 километрах границы, мы с немногочисленным техперсоналом поторопились поставить на самолеты оружие.
Скоро самолеты готовься , и, в то время, когда в 4.20 над аэропортом показались германские истребители Me-109, я услышал «Долгушин со звеном – в атмосферу!».
Один отечественный И-16 уже горел. Я начал разбег, но не хорошо прогретый мотор самолета не тянул, исходя из этого в конце полосы было нужно развернуться и взлетать в противоположном направлении.
Здесь-то, без скорости, с еще неубранными шасси, меня нападали «мессера» и стали расстреливать, как на полигоне. Самолет взял 16 пробоин.
Так начался мой первый бой. Я был одним из немногих, кому удалось встать в атмосферу.
В данный первый сутки во- ны задания сменяли одно второе: прикрыть мосты (автомобильный, именуемый сейчас Ветхим, и ЖД через реку Неман) в Гродно, сходить на разведку к границе, лететь на другой аэропорт, возвратиться…
К концу дня я сделал, возможно, вылетов семь. Прилетаю в Черлены, а в том месте оказалось, что немцы взлетно-посадочную полосу разбомбили. Затемно прилетел в Лиду: все взлетное поле перекопано – в том месте строили цементную полосу.
Возможно было сесть лишь на одну узкую полосу, на которую и днем-то тяжело приземлиться. Но уровень подготовки летчиков был таковой, что ни один из нас не разбился!
Летчики все устали, весь день ничего не ели, ну и моральное состояние, сами осознаёте. А утром нас проштурмовали Me-110.
Самолетов на рулежке было еще большое количество.
Одного летчика убили в кабине – в голову попали. И комдива ранили в пузо, он погиб на следующий сутки.
В тот сутки Ме-110 стёрли с лица земли все, что было на земле. Два полка прекратили существовать…
А летчики отправились в тыл за новой техникой в Москву. Так я был в Рязани, в эскадрилье, начальником которой был Герой Советского Союза капитан Семенов.
– А не забывайте первый сбитый Вами фашистский самолет?
– Сразу после прибытия в Рязань меня прописали начальником звена. Сразу же вступили в бой. Обстановка была тяжелая, но мы уже пришли в себя и битвы были более успешные.
26 июля, сопровождая Пе-2, бомбившие армии под Ельней, я вступил в бой с четверкой Ме-109. Один Пе-2 сбили, двух вторых мне удалось прикрыть, и они ушли пикированием.
А меня загоняли, но к одному «мессеру» я пристроился, пулеметом «ШКАС» винтовочного калибра навел, пристрелялся, а на поражение уже бил из крупнокалиберного пулемета «БС» , пока «мессер» не стал заваливаться. В второй ситуации я бы сообразил, что хватит, пора самому уходить – летчика убил, машина неуправляема, а я продолжаю метров с двадцати бить по нему.
Дело было под вечер уже, мой пятый либо шестой вылет – дрался с неприятелем отчаянно и дождался, в то время, когда и по мне ударили. Машина загорелась. Расстегнул ремни и незаметил, как дал ручку от себя.
Меня выкинуло из кабины самолета и ударило о киль, наряду с этим я разбил грудь. А парашют рано распустил. «Мессера» стали стрелять по мне, но пробили лишь купол. Спустился рядом со сбитым «мессершмитом», подошел к нему: меня интересовало, пробил ли я бронеспинку.
Самолет вошел практически вертикально, в бронеспинке – четыре сквозные пробоины. Вот тогдато я совсем осознал, что летчик был убит в воздухе.
– А большое количество ваших друзей-летчиков погибло тогда в первые дни войны?
— В тот сутки Ме-110 стёрли с лица земли все, что было на земле. Два полка прекратили существовать…
– С отечественной стороны довольно много было утрат. Тогда большое количество полегло отечественных – и друзей, и незнакомых летчиков. Я до сих пор не могу согласиться с утратой собственного боевого приятеля Сергея Макарова.
Нас с ним за одни сутки представили к званию Храбреца СССР. Познакомились мы c Сергеем в августе 1941 года, в то время, когда отечественная эскадрилья приземлилась на аэропорте Селы (70 км западнее Ржева) и вошла, как вторая, в 180-й истребительно-авиационный полк.
Тогда же в эскадрилью пришел мой близкий друг и тёзка Сергей Макаров, вместе с которым мы провели в воздухе много успешных боев.
– А за что Вам дали звезду Храбреца?
– За битвы под Москвой. Полк отечественный отходил на восток и скоро был на аэропорте Борки на северной оконечности канала имени Москвы.
Наровне с чисто истребительными задачами мы чаще стали летать на разведку и штурмовку, а к началу декабря уничтожение армий стало главным делом для полков авиации под Москвой. Этому содействовало понижение активности частей люфтваффе, которое советские летчики растолковывали неготовностью германской техники к морозам.
В последних числах Ноября истребители эскадрильи, обязанности начальника которой я временно выполнял, вылетели на штурмовку аэропорта Лотошино. Самолетов соперника в том месте не выяснилось, но на обратном пути встретились с группой Ме-109, возвращавшейся по окончании столь же неудачного налета на Борки.
В районе Клина начался воздушный бой. В следствии три «мессера» было сбито, но и самолет Макарова с остано вившимся мотором начал снижаться. Летчик сел на полевом аэропорте вблизи Клина, где пока не было германских самолетов.
Закрывавший в тот момент приятеля, я заметил, как по летному полю приближаются машины с германскими воинами. И я решил садиться.
Сел. Макаров еле пристроился в кабине моего «Мига» (одна нога оставалась за бортом), и под автоматными очередями немцев самолет взлетел.
В первых числах Января 1942 года я был официально назначен начальником эскадрильи, в которой сейчас были не только МиГи, но и ЛаГГ-3, а через месяц я выяснил, что за тот ноябрьский бой начальник 180-го истребительно-авиационного полка майор Хлусович подписал на Макарова и меня представление к званию Храбреца СССР. Сейчас я уже имел 185 боевых вылетов.
не забывать И БЫТЬ ХОРОШИМИ
5 мая 1942 года мне было присвоено звание Героя. Тем же указом стал Храбрецом и Сергей Макаров, но посмертно – он погиб в феврале. Не поверите, но данный сутки остался в моей памяти как самый тяжелый за всю войну.
Так пришлось нелегко осознавать, что Сережа так и не выяснил, что ему на данный момент высокую приз страны. Позднее я принимал участие в весьма многих кровопролитных сражениях – при освобождении Белоруссии, Польши, в Северной Германии…
Был ранен, неоднократно меня сбивали, но меня уже ничего не имело возможности испугать. Самое ужасное, в то время, когда теряешь боевых друзей…
* * *
Мы насыпали почву
малой мерой:
Штыком копнешь
и сыплешь котелком…
Мы звезды вырезали
из фанеры
И прибивали их
над холмиком.
Немногословно павших
вспоминали
Процеженные решетом
войны.
Но так приятели нормально
умирали,
Как словно бы будут опять
рождены!
ПРИПЕВ:
В то время, когда почва таких людей
забрала,
Каких вместо она обязана
родить,
Терявшие товарищей много
О смерти не обожали
сказать…
Высоких слов о долге
не роняли,
Находились насмерть в свирепом
бою,
И без того друг друга без звучно
закрывали,
Как словно бы бы выручали
жизнь собственную!
ПРИПЕВ.
Мы насыпали почву малой
мерой,
И сыпалась почва
из котелка…
В далеком прошлом погасли звезды
из фанеры,
Но негромкий свет сочится
через века…
Б. ДУБРОВИН
О проекте Лица Победы
[d] Дружба — это Чудо -The Spectacle [Official Russian dubbing / SONG / ПЕСНЯ]
