Русский мир в нас самих
Режиссёр Павел ЛУНГИН известен во всём мире благодаря картинам «Такси-блюз», «Свадьба», «Остров», «Царь». на данный момент мастер отмечает 65-летие. Возможно, это символично, что в собственный юбилей он занят серьёзнейшим проектом национального масштаба – многосерийным фильмом «Отчизна», что снимается на базе одноимённого американского сериала и продюсируется каналом «Российская Федерация».
Фабула фильма такова: возвратившийся из долгого плена офицер подозревается разведслужбами в работе на ваххабитов. Премьера назначена на 2015 год.
Вне политики
– на данный момент стали большое количество сказать о русском мире, а также на высоком уровне. Вы из тех, кто лучше всех ощущает русское миропонимание, русскую идентичность. На ваш взор, русский мир существует?
Либо же это политический фантом?
– Понимаете историю, как юный Неприятный приехал к ветхому, умудрённому судьбой Толстому? Они о многом говорили. Толстой, например, задал вопрос Горького, имеется ли Всевышний. Тот сообщил: «В случае если я в него верю, то Всевышний имеется.
Если не верю, то Всевышнего нет». Нужно сообщить, таковой ответ поверг Толстого в некое замешательство.
Он продолжительно думал об этом, был смятении от для того чтобы ответа Так вот, в случае если в тебе имеется русский мир, то он существует, а вдруг в тебе его нет, то, значит, не существует. Это неприятность веры и внутреннего состояния того человека, что поднимает вопрос.
Мне думается, данный вопрос люди должны решать интимно, как и вопрос веры в Всевышнего.
– Иными словами, в сфере политики такие вещи вас настораживают?
– Я не до конца это осознаю, скажем так. Мне думается, о основных вещах – о любви, о душе, о культуре – лучше молчать.
Лучше ощущать их, верить в них, чем громогласно декларировать их с трибун.
– По большому счету, что ощущаете на данный момент? Я про Юго-Восток.
– Моё сердце разрывается от боли. От того, что в том месте нормально жили люди, а сейчас взрываются боеприпасы. Убитые, беженцы Пологаю, что для меня как для человека, занимающегося мастерством, на первом месте обязана находиться личная боль людей.
Боль матерей, каковые теряют детей. Либо боль семьи, которая всю жизнь копила на дом, а сейчас обязана уехать оттуда.
Эти – индивидуальные – вопросы стоят для меня самый остро.
– «Такси-блюз» и «Свадьбу» в Каннах наградили, а «Остров» европейских призов не взял. Свидетельствует ли это, что европейцам нужен сугубо определённый образ России, российские неурядицы?
– Ну из-за чего в обязательном порядке российские? Я против таковой постановки вопроса.
Им так же занимательны неурядицы в Иране либо в Таиланде. Не нужно думать, что они показывают фильмы про радостный мир и лишь от России ожидают фильмов о проблемах.
В большинстве случаев, фестивали возглавляются людьми, каковые когда-то занимали весьма левые позиции, были маоистами, троцкистами, разделяли антибуржуазную идеологию. Исходя из этого они неизменно настроены на поиск некоей социальной несправедливости, на поиск любых страданий и несправедливостей в жизни людей.
В этом смысле отношение к Российской Федерации такое же, как и ко всему остальному миру. Если они берут фильм из Филиппин, то данный фильм говорит о фавелах, о молодых беспризорниках, о дамах, каковые вынуждены торговать своим телом.
Это неспециализированный тренд на больших мировых фестивалях – сказать о боли мира.
– И однако как восприняли «Остров» за границей?
– Англосаксонский мир его не осознал. По всей видимости, это экстатическое переживание религии им не близко.
А католический мир его воспринял отлично: в Италии, Испании, Франции фильм прошёл удачно, реализовали довольно много дисков. В Париже он, как неугасаемый огонёк, год не сходил с экранов, пускай и в маленьком количестве кинотеатров.
Сакрализация власти
– Большое количество идеологических копий сломано около фильма «Царь». Для вас Иван Грозный – это знаковый персонаж русской истории либо же недоразумение?
– Время от времени недоразумение делается знаковым элементом. Я считаю, Иван Грозный во многом поменял русскую историю, которая имела возможность бы развиваться по-второму.
Но, как мы знаем, история не терпит сослагательного наклонения, исходя из этого мы принимаем выбранный путь как единственно вероятный.
– Путь в сторону единовластия?
– В сторону восприятия власти как Всевышнего, как его земного проявления. Власть определяет, где добро и где зло. Данный принцип вспыхивает, меркнет, появляется опять.
Это отечественная матрица.
– Критики, а также священники, писали, что фильм бьёт по языческой идее сакрализации власти. Это было вашей целью?
– Я не думал о фильме в философских терминах. Меня привлекли отношения двух исторических персонажей. Эпизод, что лёг в базу фильма «Царь», обрисован в житиях святых. Митрополит Филипп, как вы понимаете, канонизирован, на могиле его творились чудеса.
Текст его речи, обличавшей Ивана Грозного, сохранён в житиях святых – я забрал его в фильм фактически без трансформаций. «Царь» – это история двух мучающихся людей, каковые знают данный мир любой по-своему, каковые изначально обожали друг друга а также так же, как и прежде обожают, но не смогут между собой дать согласие. Для меня это громадный шекспировский материал.
Да, это неудобный фильм. Он задаёт вопросы, на каковые сложно отыскать ответы.
Но, мне думается, дело искусства именно в том и содержится, дабы задавать как раз такие вопросы. А не те, ответы на каковые всем известны.
– Меня поразило, что фильм позвал такую неоднозначную и ожесточённую реакцию в идеологическом поле. Как словно бы Грозный – живой политик, как словно бы через отношение к нему мы определяем собственные ценности.
– Российская Федерация полностью не принимает прививку истории. У нас какой-то «иммунитет» против исторического опыта.
Мы до сих пор не можем ни о чём договориться. Не можем осознать, хороший Грозный либо плохой.
Не можем осознать, прекрасно либо не хорошо, что Сталин убивал миллионы. Люди, каковые согласны с тем, что он убил миллионы, так же, как и прежде думают: быть может, это прекрасно, что он их убил? Одинаковые вопросы, опять и опять.
Как заевшая пластинка.
король Англии Генрих Восьмой, современник Сурового, похож на него. Казнил епископов, убивал собственных жён. Но британский народ решил вопрос отношения к его персоне. Объединение, централизация Англии – да, но убийства людей – это не хорошо.
А мы всё решаем: может, те многочисленные убийства – это прекрасно? Необычная нечувствительность к истории, неспособность принимать её как урок, как стимул для изменений.
Не прививается опыт.
Родная «Отчизна»
– «Отчизна» – проект весьма важный: сочетает киношный подход с производственными масштабами сериала. Не легко трудиться?
– Весьма не легко. Тут большое количество противоречий. С одной стороны, телевизионная продукция должна быть экономична, укладываться в определённые – маленькие – бюджеты, сниматься в короткие сроки. Иначе, я обязан добиться большого качества.
Самое сложное в телевизионных сериалах то, что съёмки ведутся пообъектно, а не посерийно. Утром снимаешь самое начало сериала, а вечером – финал.
Сначала злишься, но радуешься тому, что удаётся это выдержать. Что можешь снять не 180 секунд нужного времени за сутки, как при съёмках полнометражного фильма, а 12 мин.. Позже наступает усталости и период уныния: начинает казаться, что всё это и нереально, и неправильно.
Позже – опять подъём Многое, само собой разумеется, зависит от актёров. В то время, когда ты их обожаешь, в то время, когда они тебя обожают, верят в тебя – это додаёт энергии.
– Не вынуждает ли вас телевизионный формат идти на какие-то компромиссы?
– Обязан сообщить, жизнь – это по большому счету серия компромиссов. Присутствуют они и тут, но непринципиальные. Да, прекрасно было бы снимать фильм посерийно и в два раза медленнее.
Но я не могу сообщить «снято», в случае если я не ощущаю, что вправду снял сцену. Это слово святое, сакральное. Не могу сказать его просто так.
Мы постоянно идём до конца – вся съёмочная несколько поддерживает меня в этом.
– И однако это не авторское кино?
– Что означает «авторское кино»? По всей видимости, то кино, где присутствует личность автора. Неавторские проекты – это, к примеру, современные молодёжные комедии.
Их может снять любой специалист – не будет никакой отличия. Авторский подход – это личный взор. На судьбу, на людей.
Возможно, в этом смысле моя личность как-то отпечатается на фильме. Имеется сериалы совсем «пластмассовые»: возможно перемешать их между собой, поставить кадры из одного в второй – и практически никто этого не увидит.
По сути, одинаковые персонажи, каковые по-различному выглядят Отечественные персонажи – это личности. Отечественная история – это история личных поражений, побед, личного сумасшествия.
Это история двух главных героев, каковые всё время не так далеко от провала, на грани раздвоения, не поймут сами себя, сочетают в себе несочетаемое, чувствуют саморазрушительные пульсации, внутренние перемещения.
– Как «Отчизну» можно считать ремейком американского и израильского сериалов?
– Я использую такое сравнение. Скелеты людей похожи, но люди все различные, по-различному обросли мышцами, кожей, волосами. Сюжет – это скелет.
В этом случае он сделан блестяще, и я не знаю, кто у нас, в Российской Федерации, имел возможность бы написать такую историю. Но «мускулы», само собой разумеется, отечественные.
Образы персонажей будут не весьма похожи на американских и израильских «прототипов».
– Иными словами, ощущения вторичности в работе не испытываете?
– Нет. Мы не повторяем ни мизансцен, ни психотерапевтических реакций храбрецов.
Я «отодвинул» от себя оригиналы, забыл про них. Актёры и вовсе их не наблюдали – живут в собственных психотерапевтических типов.
– Про «Царя» вы говорили: это не развлекательная история. А «Отчизна» – развлекательная?
– Нет. Давайте поменяем приставку. Это увлекательная история.
Документальный фильм \
