Русский мир красного слона
Важный редактор книжной серии «Воспоминания соловецких узников» иерей Вячеслав УМНЯГИН поведал «НА» о Русском мире Соловецкого лагеря особенного назначения, межнациональных отношениях в поисках и Слоне истины, каковые не прекращались кроме того в самые тяжёлые времена.
— Первое, на что обращаешь внимание при изучении воспоминаний узников, – какие конкретно непохожие люди пребывали в неволе! И с позиций социального происхождения, и национальной принадлежности, и веры, которую они исповедовали.
Само собой разумеется, значительно чаще авторами мемуаров становились русские, каковые составляли большую часть заключённых на протяжении всей истории ГУЛАГа. Но среди писателей видятся белорусы, иудеи, ингуши, индусы, поляки, украинцы, финны, швейцарцы.
Любопытно, что кроме того они часто относили себя к представителям Русского мира. К примеру, армейский историк Георгий Габаев, прямо писал, что «постоянно считал себя русским, хоть и грузинско-французского происхождения».
Второе, что завлекает внимание при чтении текстов о Соловецком лагере, – то, что в творчестве этих весьма различных во многих вторых отношениях людей затрагиваются неспециализированные темы: отношения с уголовниками, отношение к труду и интеллектуальной деятельности, осмысление окружающего мира. Все пишут о побеге: осуществлённом либо желаемом.
А вот об этноконфессиональных отношениях не пишет практически никто.
– Из-за чего? Этих взаимоотношений в лагере не было?
– Очевидно, были, но их природа была другой, непривычной для нас и во многом поучительной. Да и то, что об этом не писали, другими словами. не рассматривали тему национальных взаимоотношений в качестве неприятности, характеризует эру и вызывает в полной мере естественный научный и гражданский интерес.
Да, этническая принадлежность имела возможность упоминаться наровне с возрастом, профессией, образованием и другими социальными чертами. Но сущностным определением практически во всех случаях она не становилась.
Главным в оценке личности выступало то, как тот либо другой человек относился к лагерному руководству и к вторым заключённым.
– Национальная и религиозная идентичность наряду с этим сохранялась?
– Никто не скрывал, что он мусульманин, католик, протестант либо православный. Люди оставались теми, кто они имеется: детьми собственного народа и представителями собственного вероисповедания.
Сохраняли собственную личностную базу, которая, конечно, формировалась под влиянием национальных и религиозных традиций. Но яблоком раздора такие особенности не становились.
К примеру, у Бориса Ширяева видится описание православного Рождества, которое совместно встречали православный, старообрядец, мусульманин, католик, иудей и лютеранин. Похожий случай упоминается в воспоминаниях белоруса Бориса Солоневича.
Самим авторам такое развитие событий казалось в полной мере естественным, не требующим особенных объяснений.
– Представители одной национальности держались совместно на Соловках?
– Маленькие группы, непременно. К тому же значительно чаще в 1920–1930-е годы они сидели по групповым делам. К примеру, якуты либо мусаватисты – представители азербайджанской интеллигенции.
Кстати, зная русский язык, они не общались с представителями лагерной администрации, но наряду с этим признавались узникам, каковые заботились о них и помогали им, что «таких русских мы любим». Да, люди держались совместно, но не конфликтовали с русскими арестантами, а те, составляя большинство, не подавляли представителей вторых национальностей.
Индус-мусульманин Саид Курейши начинает собственные воспоминания со слов: «Моя нерусская национальность ставила меня в особенно благоприятные условия – ко мне весьма сердечно относились мои собратья согласно мнению».
– Отмечать религиозные праздничные дни не возбранялось?
– Представители советской власти, которая ставила задачу по уничтожению любой религии, очевидно, проявления веры не приветствовали. Осуждённым запрещалось брать благословение у священников, за участие в тайных богослужениях угрожало наказание от увеличения срока до расстрела.
Но наряду с этим как мы знаем, что начальник первого соловецкого отделения с середины 1920-х годов Ауге имел два взыскания по партийной линии: первое – за «вступление в законный брак по церковному обряду», второе – «за выпивку». Супруга другого соловецкого начальника Баринова не только ревностно посещала храм, но и крестила собственного ребёнка на Соловках.
И таких парадоксов много.
Михаил Розанов растолковывал подобные вещи тем, что в течение первых лет по окончании октябрьских событий люди сохраняли устои, определённые дореволюционным воспитанием, которое, не обращая внимания на несовершенство и известные издержки, содержало заметный религиозный сегмент. В следствии, кроме того совершая какие-то предосудительные поступки, люди хотя бы осознавали, что поступают неправильно.
И это отнюдь не мелочи. К тому же у всех групп населения были нравственные точки и духовные соприкосновения, каковые стирали сословные границы и помогали делу консолидации общества.
По большому счету многое из того хорошего, что происходило в местах лишения свободы и во всём русском обществе, на мой взор, было наследием тысячелетней христианской истории. Последующие поколения русских людей, воспитанные в атеистическую эру, при всех качествах души, самоотверженности и искреннем жажде послужить собственному Отечеству довольно часто не имели абсолютных параметров истины и совершали роковые неточности в личной и публичной судьбе.
Кроме другого со временем это начало оказывать влияние на межнациональные отношения в ГУЛАГе.
– В то время, когда случились эти перемены и в чём они заключались?
– Пологаю, что с середины 1930?х годов, в то время, когда на историческую сцену вышло новое поколение, которое было воспитано не на любви, лежащей в базе христианской веры, а на классовой неприязни – серьёзном постулате большевистской идеологии. Переломным моментом стало начало Второй мировой, в то время, когда по политическим обстоятельствам в лагеря начали массово прибывать представители разных этнических групп.
В воспоминаниях узников, каковые уже по окончании Соловков оказались в других местах лишения свободы, видятся упоминания межнациональной неприязни среди осуждённых. Упоминают они и об трансформациях в сознании русских людей.
Так как 1920–1930-е годы – это не только отражение духовного потенциала нации – разрушаемого, но не сломленного. Ещё быстро было связанное с ним имперское сознание, талантливое объединять самых различных людей для ответа неспециализированных геополитических задач.
Отражением для того чтобы сознания, броского проявления понятия Русского мира – есть лингвистическая изюминка отечественного языка, показывающая на наиболее значимый нюанс русского менталитета. Для обозначения представителей вторых национальностей постоянно используются существительные, другими словами главным делается кто – тот либо другой человек по роду, крови либо происхождению: француз, немец, поляк.
Слово «русский» – это прилагательное, оно выдвигает на первый замысел индивидуальные качества человека. Серьёзным делается не кто, а какой ты. И в этом смысле, русским, причём в лучшем и высшем смысле этого слова, может стать любой человек.
Основное, при таком подходе, – состояние души.
– Были ли случаи, дабы как раз в лагере человек получил веру?
– Много, и это конечно. В комфортной обстановке человек о Всевышнем, к сожалению, довольно часто не вспоминает. А в то время, когда поднимается на смерти и грань жизни – всё изменяется и получает иное измерение.
Офицер Юрий Бессонов в книге «Двадцать шесть колоний и побег с Соловков» говорит о том, как он пришёл к вере. Вспоминает, что в училище зубрил катехизис, на фронте в церковь ходил по наряду, но настоящая встреча с Всевышним у него случилась как раз в условиях неволи.
По большому счету лагерная реальность многими арестантами воспринималась как нахождение в аду. Кроме того представителями соцпартий, казалось бы, далёкими от религии.
К примеру, мемуары меньшевика Давида Бацера именуются «Соловецкий финал» – явная библейская коннотация. Наряду с этим в воспоминаниях вопросы веры, внутренние переживания в большинстве случаев не подчёркиваются.
Вера для многих соловецких узников была естественным состоянием души. О ней не писали, ею жили
Что будет, в случае если скинуть мышь, слона и собаку с небоскреба? — kurzgesagt на русском
