Репортаж «газеты.ru» из поездки по домам престарелых с волонтерами фонда «старость в радость»
«Ты лишь не пиши ничего нехорошего, — радуется мне Лиза Олескина. — В противном случае нас к старичкам больше не разрешат войти». Восемь утра, на улице темень и мороз.
К месту сбора на Смоленской набережной подтягивается народ. Всего собралось человек пятнадцать на четырех автомобилях: девушки лет двадцати, пара мужчин постарше за рулем и два семинариста в рясах лет семнадцати с наивными глазами, над которыми все подшучивают.
Через темноту субботнего утра народ таскает в автомобили памперсы, коробки с сладостями и пледами. Ехать до первого дома старых в Тульской области 250 км.
Лиза, возможно, самая юная глава фонда социальной помощи в Российской Федерации, которую лишь возможно представить. Ей 25, не смотря на то, что на первый взгляд данной девочке с долгой русой косой не дашь больше 22.
На вопрос, как ей удалось создать целый фонд, она смеется, как словно бы я задала вопрос какую-то глупость. «Ты знаешь, по большому счету никакой фонд я не создавала. В какой-то момент все случилось само собой.
Легко многие компании, каковые желали нам помогать, сталкивались с трудностями по причине того, что мы не юрлицо. Сперва мы по большому счету для всех были «девочки из Москвы».
А на данный момент мы — фонд социальной помощи. Отличия никакой, более официально».
Прошу Лизу забрать меня к себе в машину, дабы поболтать по дороге. Но в так тепло, что я мгновенно засыпаю.
Просыпаюсь от броского солнца в глаза и взрывов хохота.
«Старость в эйфорию» — фонд социальной помощи помощи пожилым людям и инвалидам, живущим в зданиях старых. Его история началась в 2006 году, в то время, когда Лизу, в то время первокурсницу с филфака МГУ, послали на практику собирать фольклор в Псковскую область.
Так она в первоначальный раз попала в дом старых. «В том месте было плохо безрадостно, бабушки с дедушками никакого фольклора нам не поведали, а лишь жаловались на то, какие конкретно они кинутые и унылые. На протяжении практики мы к ним возвратились и решили им под гитару песни попеть», — вспоминает она.
По окончании возвращения в Москву Лиза решила собрать народ и поздравить стариков с 9 Мая в другом доме, в подмосковном Раменском. Поинтересовалась у управления дома, что они планируют на данный сутки, оказалось, что ничего несобираются: во всей стране выходной.
«Тогда я написала в ЖЖ, что возможно отправиться поздравить бабушек. Собралось нежданно большое количество народу, и было весьма позитивно.
Попели, потанцевали… Позже они нас окружили, стали расспрашивать, пошли совместно чай выпивать, и скоро стало ясно, что они не желают нас отпускать, — говорит Лиза. — Парни дали обещание, что приедут через 14 дней.
Сделали ЖЖ, посвященный Раменскому, народ начал координироваться и ездить».
на данный момент под опекой фонда находится свыше сотни учреждений в 15 регионах. Среди них имеется дома старых и палаты сестринского ухода (ПСУ) при поликлиниках.
«ПСУ — это то же самое, что дом старых, лишь в виде поликлиники. Наряду с этим самой поликлиники довольно часто уже не существует, а в этих отделениях бабушки живут неизменно.
Их финансируют намного хуже, по причине того, что они относятся не к Министерству социальной защиты, а к Минздраву. Бюджет Минздрава не предполагает того, что в палатах сестринского ухода живут неизменно.
Люди должны в том месте лежать 14 дней — и к себе.
А тут получается, что больше им идти некуда, и лежат они в том месте неизменно. Конечно, потребности возрастают. Одно дело — семь дней, второе — десять лет»,
— растолковывает мне Катя (в прошедшем сезоне она окончила философский факультет московского университета и по сей день трудится живописцем в маленьком театре, а по выходным ездит «к бабушкам», дабы поболтать с ними и порисовать).
Летом все желающие отправляются в какой-нибудь дом старых на несколько недель, дабы отремонтировать помещения. «Мы не специалисты, но опираемся на помощь тех, кто что-то может. Не смотря на то, что основное — кроме того не ремонт, а возможность побыть с ними 14 дней, сводить на экскурсию по городу, любой вечер играться концерты, ходить совместно гулять», — говорит Лиза. —
Само собой разумеется, материальную помощь должно оказывать государство. Но в случае если ругаться и бороться, все эти бабушки смогут на тот свет уйти, пока ты чего-то добьешься. Исходя из этого до тех пор пока трудится теория малых дел.
Определим, что именно необходимо, и стараемся это отыскать».
Наряду с этим, она утвержает, что очень многое зависит от управления учреждения. «Да, не редкость безрадостно. Возможно вкладываться безмерно в какое-то учреждение, но в случае если в том месте не весьма директор и хороший персонал, которому или по фигу, или еще похуже что-нибудь, то результата не будет никакого», — вздыхает она, но сразу же поправляется: такое бывает редко.
Наконец, мы подъезжаем к Епифани. Население поселка чуть дотягивает до двух тысяч людей.
В местных палатах сестринского ухода на постоянной базе живут 30 старичков. Добрая половина — лежачие.
«Вы полюбите их в том месте всех как направляться», — со хохотом говорит Лиза Олескина. В ее живой ироничной речи слово «обожать» в различных вариациях видится чаще остальных и получает какой-то новый оттенок, словно бы любовь — это что-то по-настоящему деятельное.
В ПСУ пахнет едой и мочой из столовки, но к запаху в палатах скоро привыкаешь. Парни отработанными перемещениями добывают подарочные наборы и музыкальные инструменты с конфетами, надувают воздушные шары.
В то время, когда мы выходим из комнатки, старики уже заняли все свободные стулья на протяжении лестницы и замерли в ожидании. Лестничная площадка тут является актовым залом.
Под песню «Ветхий клен» пробую привыкнуть к режущему глаза контрасту: громкие юные парни с одной стороны — и с другой притихшие старики. Иногда лопается воздушный шар, и бабушки со страхом вздрагивают.
Не продержавшись и десяти мин., я дезертирую в подсобку, дабы позорно не разреветься у всех на виду.
«Ой, какая сентиментальная. Что такое? — обнимает меня за плечи медсестра лет пятидесяти. — Старость? Убожество? (Я молчу, уставившись в окно. Единственное, чего сейчас хочется, — уйти подальше от этого дома, как словно бы снаружи это тяжелое чувство пройдет.
И за это желание сбежать делается стыдно.) Парни молодцы, что приезжают. А ты иди попей чаю и сердце не надрывай. Такое не всем под силу.
Я-то привыкла, 30 лет тут тружусь».
«Рыдать — нехорошая мысль, — говорит мне Лиза по окончании концерта. Основное — не плакать при них, по причине того, что это глупо: «как мне тебя жалко, какая ты одинокая». Кому понравится быть объектом жалости?
Нужно доходить к этому так, что вот имеется у тебя пять мин., дабы их порадовать, и нужно этим временем пользоваться».
По окончании маленького концерта все разбредаются по палатам лежачих, дабы пообщаться с ними, а старики нехотя отправляются на обед. Бабушка Алиса на обед совсем не желает: «Да что мне данный ваш обед, мне в этот самый момент радостно».
К ней подходит девочка-доброволец и задаёт вопросы, пишет ли ей кто-нибудь письма. Не пишет: некому писать.
— А вы желаете, дабы приходили письма?
— Ой, а возможно? Я буду кроме того ожидать!
В противном случае почта придет, а мне писем все нет. Но я все равно всегда ожидаю. Мне лишь отвечать тяжко, рука не пишет. (Алиса живет в палате с тремя соседками, но они «не весьма разговорчивые», и ей плохо скучно.)
Елизавета Антонова/«Газета.Ru» Бабушка Алиса из ПСУ в Епифани
Внук по переписке
Доезжать до всех «ба-де» (так собственных подопечных сокращенно именуют между собой добровольцы) получается лишь раз в два-три месяца, и, дабы не разрешить им почувствовать себя забытыми, придумали проект «Внуки по переписке». «Сделали их фотографии, создали страничку «ВКонтакте» и выложили фотки 30 бабушек с информацией по минимуму. В случае если честно, я считала, что это по большому счету никому не будет весьма интересно.
А уже к вечеру того же дня подо всеми бабушками были комментарии типа «Я желаю писать данной!» «А я — данной!».
Вся стенки была в записях: «Дайте мне также бабушку! Да что ж это такое, если вы взялись это делать, вы обязаны дать мне бабушку!» В общем, спрос на бабуль был громадной»,
— говорит Лиза. — Действительно, необходимо готовься к тому, что ответа на письмо вы не получите.
Посидев со всеми «ба-де», отправляемся в Бегичево. Бегичевская поликлиника находится в ветхом шахтерском поселке, а так как действующих шахт в том месте в далеком прошлом нет, она стала чуть ли единственным градообразующим предприятием.
на данный момент бегичевские ПСУ — это 12 палат, в каждой из которых лежит по четыре человека. Бегичевскую поликлинику иногда пробуют закрыть, покинув без работы персонал.
Действительно, медсестры тут очевидно не настроены лишаться рабочих мест. Напротив, нежно приглашают «занимать к ним очередь на ПМЖ, лет через пятьдесят может понадобиться».
«Да, нас чуть не закрыли два раза. Парни нас отвоевали в прошедшем сезоне, — негромко говорит мне медсестра Оля (не так долго осталось ждать будет 21 год с того времени, как она начала тут трудиться). — А так желали закрыть отделение всецело.
До тех пор пока трудимся. Посмотрим, что будет дальше».
Закрытие домов старых власти растолковывают двумя обстоятельствами: оптимизацией затрат (мелкие учреждения «едят» через чур много бюджета) и риском пожаров.
«Мы день назад были в Министерстве социальной защиты Топилин нам заявил, что по окончании серии пожаров в Подмосковье и в Новгороде решено было ликвидировать все пожароопасные учреждения пятой степени, — растолковывает мне Лиза. — Это или древесные постройки, или расположенные более чем в 15 км от опытной пожарной дружины». Закрытие угрожает чуть ли не половине мелких домов старых и ПСУ, находящихся под опекой добровольцев.
«Прожив всю жизнь в мелком деревенском доме, тяжело согласиться с неожиданным переездом, в то время, когда тебя загоняют в дом на 500 человек, в какое-нибудь 13-е крыло 5-го отделения, палату 81 Новые соседи, новый персонал, у которого таких бабушек… Ходячие в том месте сходу теряются.
С лежачими еще хуже: в мелком учреждении все знают бабу Машу, у которой был такой-то перелом и которой нужно по-своему подушку поправлять — для лежачих это принципиально важно. Тут тебя переводят в огромное незнакомое место, где не считая тебя еще 200–300 таких же.
Кое-какие сходят с ума», — говорит Лиза. Помимо этого, старикам, в особенности лежачим, тяжело перенести сам переезд, и многие умирают, так никуда и не доехав.
«На новом месте им делается тоскливо, и приспосабливаются все кто как может. Кто-то начинает выпивать, не смотря на то, что всю жизнь по большому счету не выпивал, кто-то спаивает соседей.
Неприятность пьянства стоит острейшим образом в зданиях старых, причем в громадных — легко повально. В громадных ДП нам довольно часто говорят: понимаете, в эти дни лучше не приезжайте, мы не ручаемся за вашу безопасность».
Лиза растолковывает это прежде всего отсутствием какого-либо досуга.
«Такая совокупность. Люди ведут какое-то «звериное» существование: сон, еда, мытье.
Они с утра до вечера предоставлены сами себе, как себя применить, не знают. Из мероприятий — баня раз в неделю и завтрак, обед, ужин в пять вечера.
Другое — твое свободное время.
75% пенсии уходит стране, а 25% возможно взять на руки, это от 500 рублей до тысячи в среднем, и довольно часто единственное дешёвое развлечение — это спиртное», — продолжает она. В замыслах фонда — организовать минимальную трудовую реабилитацию для дедушек и ходячих бабушек, дабы занять их и «дать им какой-то новый суть».
Но на это денег пока не хватает.
«Сгладить разрыв»
Елизавета Антонова/«Газета.Ru» Добровольцы «Старость в эйфорию» расписали стенки дома старых в Бегичево
До тех пор пока у стариков импровизированная дискотека, медсестра Оля с гордостью показывает мне палаты: «Они тут у нас летом весь месяц жили, ремонт сделали. Вон, смотрите, стенки покрасили, разрисовали, линолеум положили в палатах, привезли кровати новые, окна пластиковые поставили.
Не сравнить с убожеством, которое было годом ранее». Лиза оценивает успехи фонда значительно скромнее:
«Мы не выручаем больных детей от рака либо редкие виды животных от вымирания. Легко пробуем хоть как-то компенсировать дисбаланс, что появился у нас в стране по непонятной мне причине, эту оторванность огромного количества людей от мира.
Им всю жизнь вбивали в головы какие-то совершенства, учили, что основное — труд на благо общества, страны, а сейчас все они были никому не нужными, одинокими. Легко хочется данный разрыв чуть-чуть сгладить».
фонд социальной помощи помощи «Старость в эйфорию»
