Дети достоевского
ИЗБАЛОВАННЫЙ народ хуже, чем избалованный ребенок. Его некому наказать.
Это звучит кощунственно. Русский народ, столько перетерпевший и перестрадавший, и внезапно – избалованный?
Но нет тут никакого несоответствия, по причине того, что терпеливым народ стал по необходимости, от великой потребности. Испокон столетий так повелось, что, хоть обкричись, ничего не изменится.
Неоткуда взяться. Скудна природа, тяжела история, не из чего было выбирать. Либо так, либо никак.
Так лучше хоть так. Из этого и пошло великое русское смирение.
За что признательность предкам, в противном случае бы нас самих не было.
Но дал нам Господь искушение великое – газ и нефть. И стала Российская Федерация богатеть. Достаток это, но, обернулось смертельно страшной угрозой для русского народа.
По причине того, что оказалось, что нет в отечественной культуре иммунитета против достатка. Мы – цивилизация бедных людей. Мы сильны, пока мы бедны.
Мы едины, пока мы все бедны. Мы терпеливы, пока нам не из чего выбирать. В то время, когда же стало возмможно выбора, стало известно, что народ отечественный весьма переборчив.
И обязательно желает всего наилучшего и прямо на данный момент.
В рвении этом нет ничего нехорошего, в то время, когда оно подкреплено жаждой трудиться. Но как раз этого жажды до тех пор пока отмечается меньше всего.
Сухие цифры статистики показывают, что в прошедшем сезоне зарплаты росли вдвое стремительнее, чем производительность труда. По производительности труда Российская Федерация отстает сейчас от Америки в восьмеро.
Но в потреблении русские готовы хоть сейчас догнать и перегнать Америку с Европой. Наряду с этим видят себе русские люди жизнь европейцев только в самом радужном свете: дескать, текут в том месте молочные реки в кисельных берегах.
И социальная совокупность, как скатерть-самобранка, выдает по первому запросу чего лишь не захочешь.
Картина эта весьма далека от действительности. Имеется в том месте и молочные реки, и кисельные берега, но за большие деньги, которых у подавляющего большинства населения и в помине нет. Так за солидные деньги и у нас все имеется.
А те, кто живет по средствам, приобретают «по стандартам». И стандарты эти весьма скромные, если не сообщить твёрдые либо ожесточённые.
Автор Сергей Довлатов погиб на улице в Нью-Йорке от сердечного приступа, по причине того, что в кармане у него не было страховки и его не забрали в поликлинику. И это в порядке вещей. «Скорая» в том месте по большому счету приезжает или за деньги, или в то время, когда ты практически погиб.
Все остальные попадают в поликлинику «самотеком». Про Англию и сказать не хочется, по причине того, что сотрясающие иногда английскую совокупность здравоохранения скандалы с потерявшимися в коридоре больными больше напоминают анекдот.
В Италии, дабы попасть к эксперту, нужно в восемь утра сходить в социальную работу за талончиком, а позже с этим талончиком простоять в клинике в очереди пара часов, и запишут тебя в январе в лучшем случае на февраль. А в Германии запишут и на март.
Возможно, само собой разумеется, стремительнее. Но лишь в случае если начнешь умирать.
Этого тебе сделать не дадут: схватят, доставят, пролечат и позже снова в очередь поставят…
Действительно, в том месте имеется второе. До тех пор пока доктор в Лондоне выписывал мне направление на обследования, установленная на его компьютере программа машинально записывала меня на прием в лаборатории, разбросанные по всему городу.
В то время, когда он закончил писать, компьютер уже «выплюнул» расписание моих встреч. И все они состоялись строго в назначенное время.
За два дня я сделал столько же изучений, сколько в Москве за месяц.
Их очереди не унизительны. В том месте все, кто одинаково платит, равны… В том месте не душат друг друга, не распихивают локтями, не образуют очередь из тех, кто вне очереди.
В том месте ожидают цивилизованно, заберут бумажку с номером и сидят в кресле в ожидании собственного часа. Тут дело не в достатке, а в культуре.
Европейцы, хоть и ворчат, в общем и целом довольны собственной судьбой и собственной социальной совокупностью. А кто обижен, тот пытается получить и повысить «стандарт обслуживания».
И стимул для этого имеется, по причине того, что, к примеру, личная медицина находится на недосягаемой высоте. Лишь плати.
У нас все напротив. Как сообщил мне в один раз академик Юренев: «Мы живем в необычной стране.
У нас безвозмездно смогут спасти жизнь и за деньги послать к праотцам ». Исходя из этого все несчастны – и те, кто платит, и те, кто не платит. Нет никаких стимулов к работе. Народ наблюдает на страну и ожидает, в то время, когда же оно наконец обустроит его жизнь.
Наряду с этим мы желаем, дабы уровень бесплатной медицины либо бесплатного образования был у нас таким же, как уровень образования частного и платного здравоохранения на Западе. А фактически, из-за чего?
Трудимся мы из рук вон не хорошо. У нас работу, которую делает один европеец, делает человек десять.
Маленькая конторка в Италии на ста квадратных метрах умудряется торговать всем, что у нас размещается на нескольких гектарах строительного рынка. И со всем этим управляется одна пожилая женщина, а не много гастарбайтеров.
Отечественные зарплаты низки, это правда. Но уровень качества труда и того ниже. Причем независимо от уровня квалификации.
Отечественные чернорабочие трудятся хуже китайцев, но их заработная плат выше, чем у китайцев. Отечественные менеджеры неопытны и ленивы, но их зарплаты (особенно в новых госкорпорациях) смогут лишь сниться европейцам.
Несоответствие уровня доходов и уровня квалификации управленцев в Москве стало притчей во языцех.
Но нас одолел социальный зуд. Поворот в сторону активной социальной политики был нужным и естественным шагом по окончании лихих девяностых, в то время, когда государство по большому счету махнуло рукой на собственные социальные обязательства.
Но, как это часто бывает в Российской Федерации, мы здорово перегнули в этом деле палку. Новая социальная политика вылилась в страшный популизм, рождающий вредные и необоснованные, я бы кроме того сообщил – незаслуженные, ожидания.
Простое закачивание денег в социальную сферу без трансформации самих баз социальной политики, без формирования стимулов к более действенному труду лишь развращает народ. Думается, нет ничего нехорошего в том, дабы мы наконец стали жить лучше.
Но в случае если это «лучше» не подкреплено трудом, то оно весьма не так долго осталось ждать кончится.
Достоевский знал русский народ как никто второй. Люди, выросшие в нищете, ни при каких обстоятельствах не жившие толком, ничего не имевшие вдосталь, капризны. Они желают, дабы было красиво.
Им не имеет значение, сколько это стоит и откуда оно берется. Но всю землю экономит, а также на пилюлях.
И исходя из этого лекарства европейским и американским «льготникам» в далеком прошлом расфасовываются поштучно в пакетики из громадных коробок, закупаемых страной по оптовым стоимостям. Так дешевле на треть. Но мы не можем себе этого разрешить.
Отечественные льготники обижаются, они не желают брать лекарства в пакетиках, они желают, дабы им выдали привычную упаковку, и в тот же час же. В Америке, кстати, льготные лекарства идут больному по почте 14 дней.
Желаешь стремительнее – опять-таки плати.
Воображаю, сколько слов о социальной несправедливости мне предстоит выслушать сейчас. Но справедливость состоит не в том, дабы все были равны, а в том, дабы неравенство было обоснованным и сбалансированным. Подлинная справедливость – это гармония неравенства.
Справедливость – в милосердии к бедным, но не в потакании их капризам.
Мудрость социальной политики страны состоит не в том, дабы дать народу то, чего он желает, а в том, дабы приучить народ желать того, чего он заслуживает. И эту задачу решить куда сложнее, чем подбросить денег на социальные затраты.
Деньги разойдутся, неприятности останутся.
ОПРОС ПО ТЕМЕ
Так все же правда либо нет, что мы, русские, ленивые и все желаем взять на халяву?
Задали вопрос мы россиян
Андрей Шувалов, 22 года, студент, Томск:
– Само собой разумеется. И вдобавок мы прирожденные рабы, пьяницы и завистники.
У нас по улицам ходят медведи и отнимают у детей водку.
Алексей Харинцев, 31 год, коммерсант, Тула:
– Вы ни при каких обстоятельствах в Египте с Турцией, что ли, не были? Вот где лень в абсолюте!
Им, наверное, кроме того за халявой бегать лень!
Олег Федорин, 55 лет, инженер, Тосно:
– Нет, мы не ленивые. А халяву желаем, по причине того, что нам все достается с трудом и большой кровью.
Либо по большому счету не достается. Так как поколение за поколением не имело возможности ничего, никакой собственности передать по наследству следующим поколениям.
То войны, то революции, то переселения народов. До тех пор пока к новому укладу поколение приспособилось, пока научило собственных детей в новых условиях по крохам добро наживать – хлоп, и новая реформа.
Снова целое поколение живет только для восстановления страны. Единственные 30 лет хоть какой-то призрачной стабильности – с 56-го по 86-й год. Лишь приспособились – опа – новая революция!
Новое обнищание-передел-ограбление. Волей-неволей захочется халявы, в то время, когда по окончании продолжительных обещаний в очередной раз ложку мимо рта пронесли!
Дамир Файзуллин, 50 лет, госслужащий, Казань:
– Отечественная энергичность частенько портит нас самих. Ленивый просто не выживет во всех перипетиях, что нам довелось пережить. И про халяву: какое количество крови пролито во всех революциях? А это также цена.
А вдруг имеется цена и она таки уплачена – значит, уже не халява.
Дмитрий Шевченко, 38 лет, музыкант, Мурманск:
– Лень, она также различная не редкость. Не редкость созидательная, в то время, когда человек, чтобы лишний раз не напрягаться, изобретает что-то облегчающее его жизнь.
А не редкость разрушительная, в то время, когда уже нужно что-то безотлагательно предпринимать, а человек так обленился, что не имеет возможности себя вынудить шевельнуть пальцем. И свойственно это не только русским.
Это по большому счету в природе любого человека. Ну кто по собственной воле будет вкалывать от зари до зари, в случае если возможно не трудиться, а все, что нужно, взять?
Анна Достоевская.Письмо мужу.wmv
