Жизнь в панцире
Автор-исполнитель Александр ВАСИЛЬЕВ собрал рок-группу «Сплин» в далёком 1994 году, в 25 лет. Наименование коллектива звучит нарочито по-петербургски. Отыщем в памяти «Евгения Онегина»: «Болезнь, которого обстоятельство в далеком прошлом бы найти пора, подобный ‘британскому сплину, меньше: русская хандра»
Несколько поднялась в один последовательность со «старшими наставниками» – отечественными рок-преданиями 80-х. «Англо-русский словарь», «Орбит без сахара», «Выхода нет», «Остаёмся зимовать», «Моё сердце», «Новые другие» песни и люди «Сплина» приобрели общероссийскую известность. Со временем коллектив прекратил записывать хиты прошлой величины и превратился в экспериментальную группу «не для всех».
Кто-то из слушателей принял это за слабость, кто-то – за силу. Как бы то ни было, популярности «Сплину» так же, как и прежде не занимать.
— Раз уж вы вычисляете себя прежде всего писателем, то начнём с литературы. в один раз вам довелось повстречаться с Пелевиным
– Да, мы встретились у Бориса Гребенщикова. Удалось кроме того побеседовать.
Я восхищаюсь этим писателем.
– Не вычисляете ли вы его тотальный сарказм этаким бегством от действительности, панцирем?
– Люди все различные. Кто-то в наступление идёт, а кто-то в панцире сидит. У Пелевина хороший взор на вещи, на мир – он сходу начинает стебаться, с самого начала, без предисловий.
И подбирает для этого самые необыкновенные формулировки и самый резкий угол зрения, исходя из этого его неизменно весьма интересно просматривать.
– А за поэтами современными следите?
– Слежу, но их столько, что я не запоминаю имён. В целом создаётся чувство, что имеется маленький перекос в сторону музыки.
Её большое количество, а текста мало. Мне лично не достаточно.
Исходя из этого приходится самому писать долгие развёрнутые тексты.
– В песне «Череп и кости» в вашем новом альбоме слова «Господи» и «Боже» идут в одном последовательности с потребительской лексикой: «сотовый», «деньги на карту», «селфи» (фотографирование самого себя. – «АН»). «Господи, а возможно, я сделаю с Тобой селфи, дабы всех атеистов загнать в кусты?»
– Да! В этом и имеется XXI век! Такова современная молитва.
– Значит, поэт сейчас спускается вниз к слушателю и прибегает к бытовой лексике, дабы тот понимал его?
– Это неточность. Поэт не должен забираться наверх и находиться над слушателями, он должен быть среди них. Мы выстраиваем горизонталь власти, а не вертикаль.
В случае если поэт сверху, то он давит на всех, и это неправильно. Обязанности должны быть распределены между людьми поровну, и никто ни на кого не должен давить.
И в этом XXI век.
– О вертикали. Лет пять назад вы просматривали на концертах собственное стих «Мы пилим бюджет»: «Мы пилим мосты, эстакады, компании, скважины, трубы.
Стараемся негромко пилить, но бывают и трупы» Из-за чего это стих так и не стало песней?
– Оно прекрасно звучало как стих между песнями, дабы расслабить зал. Такая микропауза литературная.
Я не воображаю, на какую мелодию либо на какой ритм возможно положить данный текст, исходя из этого он и остался стихом.
– Стоит ли ещё ожидать от вас аналогичных остросоциальных текстов?
– Они в запасах лежат. Я желал опубликовать что-нибудь перед альбомом, но передумал.
Быть может, опубликую к Новому году стих «Последний сутки Помпеи».
– Это ваша принципиальная позиция – не производить остросоциальных песен?
– Мне неохота производить остросоциальные песни, по причине того, что они умирают на следующий сутки. Сейчас все посмеялись, а на следующий день это выглядит довольно глупо – уже никто не помнит предлога.
Лучше писать о вечных вещах, чем о сиюминутных.
– По-моему, «Мы пилим бюджет» – именно вечная тема. К сожалению.
– Да, эта тема вечная.
– «Покуда мне голодно – значит, мне радостно», – спели вы в 20 лет. Прибегаете ли вы к «финансовым диетам» для поднятия настроения?
– Как раз так и имеется. Мы делаем перерывы между гастролями, дабы побыть дома и посочинять. В обязательном порядке необходимы паузы.
Самая увлекательная судьба – это жизнь на грани нуля.
– Значит, вы рады денежному кризису. Он зацепил всех артистов
– В нашем случае всё напротив. Публики на отечественных концертах не только не убавилось, но и прибавилось. В экономический кризис у людей нет денег на большие приобретения – квартиры, машины.
И исходя из этого они охотнее тратятся на другие вещи – проводят время с интересом и пользой.
– Вы первый артист, что говорит нам такое. По всей видимости, у вас своеобразная аудитория.
– Мы не живём по законам шоу-бизнеса, вот в чём дело. Мы по вторым законам живём.
– По каким?
– Ты пишешь не популярную песню, а вечную песню. Вот и всё. Вот таковой подход.
– Одно второму не мешает. Раньше вы писали весьма популярные песни, суперхиты. В то время, когда интервьюер сравнил ваше нынешнее творчество с альбомом «Фонарь под глазом» 1997 года, вы ему сообщили: «Сотри его на хрен!»
– (Смеётся.) Возможно, я сообщил: «Сожги его на хрен»
– Нет, обращение шла, по всей видимости, о цифровом формате, ну да не имеет значение. Вы из-за чего так реагируете?
Вас достали сравнениями нынешнего «Сплина» с тем самым «Сплином»?
– Нет. Дело в том, что прошедшая работа – это прошедшая работа.
Ты её давным-давно пережил, и тебя должно интересовать будущее. Если ты через чур много копаешься в прошлом, то будущего у тебя нет.
Внутренняя сущность никуда не девается. Изменяются окантовка, аранжировка, но сущность остаётся прошлой.
– Если бы вместо тех суперхитовых альбомов вы написали то, что пишете на данный момент
– Об этом безтолку сказать. Если бы да кабы
– стал бы «Сплин» так известен и пользуется спросом?
– Да мне всё равняется. Всё равняется.
У меня вот «Ключ к шифру» лежит (показывает на новый альбом «Сплина») – вот это для меня имеет суть на сегодня. А что в том месте было 20 лет назад – какая отличие?
– «Кто ненавидит войну, тот в плену. Из двух великих культур я желаю сделать одну», – сообщено в вашей песне-утопии «Англо-русский словарь» 1997 года.
Сейчас тяжело мирить людей?
– Никто никого не мирит. Достаточно того, что ты сам не создаёшь никакого конфликта и что каждая твоя песня содействует примирению, а не конфликту.
Вот что принципиально важно сейчас.
– А как, по-вашему, достигнуть мира во всём мире? Как возможно разоружиться, в случае если в мире любой подозревает другого в агрессивных намерениях?
– Так устроена Вселенная. По сути, мы живём не только по людским земным законам, но ещё и по космическим. А в космосе нет демократии. В том месте имеется большое небесное тело, которое заставляет десятки вторых крутиться около него.
И фактически, на Земле происходит то же самое. К громадному миру тут приведёт лишь громадная война.
– Значит, люди бессильны?
– В чём сущность разума? Как раз в том, дабы превзойти эти космические законы.
– И вы верите, что это вероятно?
–Ну, это объективные вещи. Раз люди создали в своё время Лигу Наций и пробуют навести мир на планете, хотя бы такими первыми попытками, то, значит, имеется тенденция к этому.
Значит, разум посильнее космических законов.
– Вы говорили, что не любите олигархов, но играетесь на корпоративах в больших компаниях, по причине того, что вас в том месте слушают простые люди
– Я не знаю, кто в том месте из них олигарх – на них же не написано. Я вижу, что мы заиграли – и народ к сцене как ломанулся Значит, всё в порядке.
Везде трудятся красивые люди и молодые.
– Вы имели возможность бы отказаться играть на каком-нибудь мероприятии перед какими-нибудь людьми?
– Возможно, да. Да.
В случае если я ощущаю, что отечественное выступление в том месте неуместно.
– Неуместно по эстетическим соображениям?
– По любым. По любым соображениям.
В случае если ощущаем, что мы где-то не смотримся, – мы в том направлении не едем.
– Алексей Кортнев, к примеру, не играется на частных вечеринках госслужащих, потому, что сомневается в их источниках дохода
– Я в этом кроме того не разбираюсь. У меня совсем другого рода интуиция.
– Имеется таковой анекдот. Приходит Саша Васильев к БГ и говорит: «Я осознал, о чём твоя песня!» И начинает говорить.
А БГ без звучно слушает, кивает и думает: «Я так и знал, я так и знал!» Неизменно ли рок-поэзия поддаётся расшифровке?
– Да, само собой разумеется, неизменно имеется главная идея, главный посыл. Эту идея неизменно возможно вычленить и сообщить, о чём песня. В случае если человек ощущает эту идея, понимает её, расшифровывает – значит, у него имеется ключ к шифру.
А вот для постороннего человека это не составит большого труда какая-то непонятная вещь. Другими словами в каком-то смысле песни пишутся для собственных.
Для людей с определённым образованием, с определённым эмоцией юмора, с определённым IQ.
– Вы говорили, что Питер – особенный город, не имеющий отношения к Российской Федерации. Не утрируете?
– Я имею в виду только менталитет. Это город из Европы, а не из России.
Он с целью этого и строился. Это, фактически, основная идея Петра. Он ненавидел бородатую Россию в лаптях. Съездил в Европу, заметил, как люди живут, и решил продемонстрировать всей России, как должно быть в действительности.
Само собой разумеется, в нас (в петербуржцах. – «АН») больше свободы.
– Мы любим задавать вопросы питерцев: что вы испытываете за собственных земляков у руля сегодняшнего Русского страны – гордость либо стыд?
– Ни то, ни второе. Так сложились события. Россией руководили парни из различных мест – из Ставрополья, из Грузии, ещё из Симбирска был юноша один, лысый таковой, с бородой, – до сих пор закопать его в почву не смогут.
Сейчас пришла пора питерских. Никакой закономерности тут нет, это не более чем совпадение.
– В новом альбоме у вас имеется слова: «В случае если Ярило нет, то тогда – могила» (Ярило – славянский всевышний солнца. – «АН»). Как вычисляете, сейчас у отечественного народа имеется Ярило, вера в будущее, полнокровная судьба?
– Ярило – оно такое: то оно имеется, то его нет.
– на данный момент имеется?
– на данный момент имеется, а ночью его не будет. Это, возможно, единственная вещь, которую я могу обеспечивать.
«Панцирь-С1» уничтожает коптер «Звезды»: видео кинжального удара
