Вспоминая пражанина аркадия аверченко — «наука»
Среди русских писателей-эмигрантов, отыскавших по окончании революции убежище в Чехословакии, одним из первых на память приходит имя Аркадия Аверченко. Сравнительно не так давно исполнилось 136 лет со дня его рождения.
Дата не круглая, но все равно мы желаем отыскать в памяти этого выдающегося сатирика, что провел в Праге последние годы собственной жизни и покоится тут, на Ольшанском кладбище.
В одном из интервью автор согласился: «Я вам сообщу по секрету — (этого не нужно опубликовывать): я прямо-таки влюбился в Прагу, но не признаю любви безответно. И до тех пор пока Прага не высказалась в отношении меня, я скрою собственный чувство в глубине сердца».
Путь Аверченко в Чехословакию был тем же, как у большинства вторых эмигрантов. По окончании прихода к власти коммунистов, стёрших с лица земли его детище — издание «Новый Сатирикон», автор еле пробрался через Россию и оккупированную немцами территорию Украины в Крым, где трудился в газете «Юг».
В ноябре 1920 года, за пара дней перед тем, как Севастополь был забран красными, Аверченко на одном из последних пароходов смог вырваться в Константинополь. Оттуда перебрался в Софию, после этого в Белград.
Наконец, в июне 1922 года он приехал на гастроли с группой артистов в Прагу.
Молодое поколение писателей России
Slate.fr07.09.2014Встреча баварских и русских писателей
Frankfurter Allgemeine Zeitung19.05.2013Стамбул глазами зарубежных писателей
Milliyet07.08.2012Третьего июля в зале им. Бедржиха Сметаны Муниципального дома с громадным успехом прошел его первый творческий вечер, по окончании чего Аверченко отправился в двухмесячное турне по городам Чехословакии и… остался в этом государстве.
Тут он имел возможность большое количество публиковаться, писал фельетоны и рассказы для газеты Prager Presse, основанной президентом Т. Г. Масариком. Тут он, наконец, почувствовал землю под ногами.
Неизменно обожавший комфорт, Аркадий Аверченко смог поселиться в гостинице «Злата гуса» на Вацлавской площади. Возможно заявить, что в Праге он отыскал если не второй дом, то, по крайней мере, покой и тёплую атмосферу. Так, в первой половине 20-ых годов XX века он писал из Берлина для Prager Presse: «По Праге весьма скучаю, по причине того, что она дорогая, и вследствие того что тут никто не осознаёт чешского языка, — напрасно, что ли, я обучался!»
У Аркадия Аверченко показались в Чехословакии не только поклонники, но и приятели. Защитой авторских прав писателя занимался директор пражского бюро «Русспресса» и один из основателей журналистов русских и Союза писателей в Праге В. Ф. Швиговский.
Из журналистов и местных писателей, подружившихся с Аверченко, возможно назвать В. Червинку и А. Несса, переводивших на чешский язык его произведения. В ноябре 1922 г. сходу пара чешских театров в Остраве и Праге поставили пьесу Аверченко «Игра со смертью» в переводе Червенки.
В Виноградском театре премьера прошла с огромным успехом, публика рукоплескала автору, а в газетах показались бессчётные восторженные рецензии.
К сожалению, жизнь Аркадия Аверченко, которая, казалось бы, начала налаживаться, оборвала смерть и болезнь. В начале 1925 года ему было нужно пойти на операцию по удалению глаза.
После этого его состояние быстро ухудшилось, и 28 января его в полубессознательном состоянии поместили в клинику при Пражской муниципальный поликлинике с диагнозом «ослабление сердечной мускулы, склероз почек и расширение аорты». 12 марта 1925 года на 44-м году судьбы Аркадий Аверченко скончался.
На могиле писателя на Ольшанском кладбище, справа от входа в храм Успения Богоматери, и по сей день возможно заметить цветы, каковые приносят в том направлении почитатели его таланта.
Без преувеличения возможно заявить, что творчество Аркадия Аверченко стало полноправной частью чешской культуры 20-х годов ХХ века. С 1922-го по 1925-й на чешском и русском языках вышло более 20 сборников юмористических рассказов писателя, а роман «Шутка мецената» был опубликован уже по окончании смерти Аркадия Аверченко.
Ранее, в 1921 г., в Константинополе вышел сборник «Записки простодушного», с подзаголовком: «… о нашей жизни, страданиях, приключениях, о том, как мы падали, поднимались и опять падали, о отечественной ожесточённой борьбе и о негромких эйфориях». Второе издание, вместе с циклом «Я в Европе» о жизни в Чехословакии, было издано в Берлине и Праге 1923 году.
Мы предлагаем вам два рассказа из этого сборника — «Чехи» и «Кнедлики», написанные на базе пражских впечатлений писателя. Просматривает Антон Каймаков.
ЧЕХИ
Нет на свете человека щекотливее и вежливее чеха… Он нежен. Он заботлив. Он внимателен. Невозмутим.
Неизменно красивое размещение духа. Только обожает нас, русских.
Я ни при каких обстоятельствах не видел, дабы чех в обществе вышел из себя. А для меня нет ничего приятнее, как взвалить на собственные плечи самую тяжёлую задачу в мире… Исходя из этого я решил вывести чеха из себя…
Трое чехов и я — мы сидели в углу ресторана и дружелюбно попивали пиво. Я подстерег паузу, обвел компанию умными глазами и нежданно сообщил: — Мне ваше правительство не нравится. Будь я на месте чеха — я бы съязвил:
© РИА Новости, РИА Новости | Перейти в фотобанкПисатель, театральный критик и драматург Аркадий Тимофеевич Аверченко
— Но у вас, у русских, хорошее правительство! Вместо этого чех кротко возразил:
— Видите ли, у нас правительство еще молодое. В будущем оно сделается старше, умелее и, возможно, не будет делать тех неточностей, каковые вы имеете в виду.
— И Прага мне ваша не нравится, — сообщил я, втайне приготовив руку для защиты на случай удара по голове со стороны соседа.
— А мне думается — город прекрасный, — деликатно возразил мой сосед.
— Что толку, что прекрасный! Трубочист!
В случае если трубочист, покрытый сажей, будет Аполлоном Бельведерским — все равно через слой сажи красоты не видно.
— Прага — ветхий город.
— И зря. Нужно бы помоложе. И позже, господа! Как вам не стыдно?
Как возможно на дремлющего человека наваливать 5 пудов?!
— Кто на вас навалил 5 пудов?! — испугался мой сосед иначе.
— Помилуйте! А перины, которыми вы накрываетесь?! Внизу перина, сверху перина; получается громадный пирог, в котором тоненькая прослойка фарша, — полураздавленный плоский человек.
Мне постоянно снится, что на меня обрушился глетчер и засыпал меня миллионом пудов снегу!.. Это не постель, а обвал в горах!
Утром горничная продолжительно обязана искать мелкое сморщенное задохшееся существо, дабы посредством искусственного дыхания и массажа пробудить его к судьбе!..
— Зимний период под периной теплее, — неуверено возразил чех. — Но, вправду, с непривычки, возможно, не очень приятно…
— Не очень приятно!.. Это кроме того неэстетично!! Вообразите молодую, прекрасно сложенную даму под данной горой! Каковы получаются у нее контуры?
А? А как у вас подают водку в ресторане? Вы видели хоть одного кельнера, что, не обращая внимания на все ваши мольбы, подал бы вам водку перед обедом?!
Он постоянно норовит притащить водку к сладкому!! Это разве порядок?!
— Это, возможно, вследствие того что отечественный национальный напиток — пиво…
Я кричал, жестикулировал, выдумывал самые тяжелые вещи — чехи были неизменно вежливы, кротки и безмятежны. Я головой
бился об эту каменную стенке деликатности, я охрип и, наконец, не отыскав больше вторых недочётов, ворчливо сообщил:
— И позже мне совсем не нравятся ваши…
Я опасаюсь кроме того написать сказанное мною слово, по причине того, что — чуть это слово раздалось — с моими компаньонами случилась разительная, чудесная перемена… Лица их налились кровью, глаза засверкали негодованием, и мужественные кулаки, как молоты, застучали по безвинному столу:
— Вы у нас в Чехии гость! — загремели голоса. — И исходя из этого невежливо сказать в Чехии такие вещи! В случае если вам не нравится — уезжайте к себе в Россию!
Господи! За что они так на меня напали? Так как я лишь заявил, что мне не нравится такая несложная вещь, как…
Нет… страшно. Лучше я напишу это слово на следующий день.
КНЕДЛИКИ
«Кнедлики»!!!!! Вот то слово, которое привело в ярость и возмущение моих друзей-чехов…
— Разрешите, господа, — оправдывался я. — Ну, что в них хорошего? Что такое — кнедлики?!
Это вареный, тяжелый, как свинец, хлеб, что кирпичом ложится в желудке. Так как в случае если я буду имеется кнедлики ежедневно — у меня в желудке будет кирпичный дом!
— У вас не в желудке кирпич, — кричал мой сосед по столу, — а в сердце у вас кирпич! Да ели ли вы когда-нибудь настоящие кнедлики?!
А второй чех — самый щекотливый — сообщил:
— Я и забыл, что мне необходимо к себе…
— Разрешите! — забеспокоился я. — Вы же говорили, что у вас вольный вечер…
— Да, но я не считал, что он так безрадосно кончится.
— Отправлюсь и я, — поднялся второй.
— И я!!
Я остался в грустном одиночестве…
— Ничего не сделаешь — нужно будет обедать одному. Кельнер, дайте обед!
На первое мне дали суп с кнедликом; на второе — «вепшово печенье» с кнедликом; на десерт — кнедлик с яблоком в.
Наблюдал я на эти три невинные штучки, лежащие передо мною нетронутыми, и думал:
— Неужто таковой пустяк может повести к интернациональным осложнениям и к разрыву дипломатических сношений?..
Забыл сообщить: потребованную мною к предобеденной закуске водку кельнер подал вместе с кофе…
Побрел я безрадостно к себе, разделся и подполз под перину… Возможно, тут людская неприязнь не найдёт меня!
БУГЛАМА В КАЗАНЕ НА КОСТРЕ
