«Война поселилась во мне» — «наука»
Два года по окончании Майдана
«Простите, но какой новостной канал пошлёт субтильную блондинку прямиком в преисподняя?»
Матильде Кимер (Matilde Kimer), обозреватель Датского радио в Российской Федерации и соседних странах, только что совершила посадку в украинской столице Киеве и собирается освещать кровопролитную революцию в ледяном феврале 2014 года. А это приветствие исходит от местного организатора по имени Вова, что обязан помогать ей с связями и переводом.
Это стремительное замечание в адрес хрупкой новоприбывшей журналистки — легко шутка, и она в том же тоне отвечает такому же худощавому украинцу, что предпочла бы переводчика помассивнее, дабы он закрывал ее от коктейлей Молотова на бурных демонстрациях.
С момента этого остроумного обмена репликами самодельные зажигательные бомбы сменились намного более важными обстрелами на фронтах гражданской войны, которой нет финиша. Матильда Кимер и ее верный ассистент продолжают регулярные репортажи о ходе войны и об ее кошмарах — часто прямо с поля боя.
За последние два с половиной года она побывала на Украине 38 раз к эйфории датской публики. Но Матильда Кимер и сама была заражена войной, которая затмила для нее целый остальной мир, включая малолетних и мужа детей дома в Видовре.
Vi l?gger sidste hand pa indslaget til 21Sondag. Det handler om Nikolaj fra #Krim, der gar rundt med en handgranat for at beskytte sig mod halvoens boller
Фото опубликовано Matilde Kimer (@matildekimer) Мар 16 2014 в 7:17 PDT
Европа — не рыцарь на белом коне
Politiken30.08.2016На передовой забытой войны Европы
The Guardian30.08.2016В то время, когда же закончится война?!
Майнити симбун25.08.2016
За что человек обязан нести ответственность? За тесный круг родных ему людей либо за что-то большее?
Пологаю, что трех храбрецов книги — это два украинца и я сама — объединяет то, что война стала их призванием. Война воплощала в себе что-то намного большее, чем моя личность.
Мне повезло жить в мире, где мои дети приобретают все, о чем смогут помыслить, и у них имеется папа, что о них заботится. Раз так, то меньшее, что я могу сделать — это, линия забери, пребывать на Украине и документировать страдания и жестокость, даже в том случае, если это может стоить мне свободы передвижения и, в конечном итоге, жизни».
— Написание книги помогло вам совладать с кризисом?
«Оно в любом случае помогло мне уложить в голове кое-какие вещи, а также, в отношениях с мужем. Нам было нужно совместно восстанавливать всю историю.
А также в случае если это было не через чур радостно, и мы только опять ругались, мне думается, что мы сейчас лучше понимаем друг друга, не смотря на то, что отечественные мнения и различаются. И супруг все еще надеется , что я не отправлюсь на Украину», — говорит Матильде Кимер.
По словам Кимер, профессии армейского обозревателя обучаются на практике.
«Я не была и, строго говоря, и по сей день не являюсь армейским обозревателем. Я была обозревателем на Украине, в то время, когда началась война, и она поселилась во мне.
Я не имела возможности от нее избавиться, да и по сей день не могу. И не желаю.
Но я не хочу терять вследствие этого собственную семью».
— В книге вы пишете, что быть так близко к кошмарам войны в один момент «страшно и притягательно», и «как жизнеутверждающе находиться на пороге смерти». Звучит, как слова адреналинового наркомана, напоминающие иных заслуженных военных репортеров, и многих датских воинов, каковые ощущают беспокойство, пребывав дома и не планируя опять в бой.
«Да, я считаю, война притягательна. Не смертью, а интенсивностью. Не знаю… Я не считаю себя, как кое-какие, адреналиновым наркоманом, но то, что я испытываю на линии фронта, среди воинов либо в отношениях с мирными жителями и солдатами — это концентрированная людская природа добра и зла.
На пороге смерти — так или иначе — выкристаллизовываются все качества человека. Я имею в виду, в ближнем бою, в районах под обстрелом, где, как мы знаем, погибают люди.
Всего за пара часов люди смогут достигнуть таковой степени близости, которая в простых условиях требует месяцев. В то время, когда вместе с кем-то ведешь спор со смертью, в то время, когда в тебя стреляют, и ты пригибаешься».
— И вы не опасаетесь, в то время, когда вы на передовой на Украине?
«Я опасаюсь. К примеру, в то время, когда стреляют в меня либо моих собеседников. не забываю, один раз я дрожала всем телом и не имела возможности прекратить. Но дабы меня испугать, необходимо что-то конкретное и вблизи.
Для меня значительно тяжелее не видеть мертвых, а быть рядом с их родными. Не вследствие того что мне так приятно находиться рядом с трупами, но так как они уже мертвы. Намного хуже встретить отца, что ищет собственного мертвого сына.
Сердце разрывается не от вида смерти, а от страха и слёз в глазах живых. И неприязнь.
Вот чего я больше всего опасаюсь — данной хладнокровной ярости друг против друга, данной жестокости, этого животного начала в человеке. Вот что жутко».
— У вас имеется собственная теория о том, откуда берется это «фактически слепое презрение к смертной казни», которое вы обрисовываете. В 14-летнем возрасте вам поставили диагноз «лимфома», и по окончании полугода химиотерапии вы были так не сильный, что отказались от предстоящего лечения.
Вы видите сообщение?
«Любой, кому ставят диагноз „рак“, опасается смерти. И я также. По окончании долгого курса лечения, что прошел весьма не легко — мне было вправду весьма не хорошо — я поняла, что смерть не нехорошая альтернатива.
Но я поправилась. Выжила и стала вторым человеком.
В действительности, до болезни я была застенчивой и робкой, и, думаю, организм сделал вывод, что, линия побери, жизнь через чур мала. Запрещено в углу и ожидать, пока кто-нибудь пригласит на танец», — говорит Матильде Кимер.
Данной в осеннюю пору она рассчитывает еще раз испытать себя на украинской войне.
«Надеюсь, что отправлюсь в том направлении и смогу поведать, идет ли в том месте опять война, ухудшается ли тяжелое положение».
А. Глызин — 19 с четвертью лет(Памяти погибшим в Чечне!!!)
