Станислав петров рассказал газете.ru, как он спас мир и за что после этого получил нагоняй от начальства
— Станислав Евграфович, как вы стали армейским?
— Я появился на самом дальнем пределе нашей страны, под Владивостоком, и в том месте прошло мое детство. Вопроса, быть либо не быть армейским, практически не было: у меня папа, дедушка, прадед были армейскими, и я отправился по данной линии.
Я взял высшее военное образование в Киевском высшем инженерном радиотехническом училище. Я сдавал экзамены в Хабаровске и лишь позже полетел в Киев отдавать документы. Считал, что меня зачислил на второй факультет, а я желал на первый, математический, в алгоритмисты.
В то время, когда я сел в самолет, сходу начал подготовиться уговаривать вступительную рабочую группу зачислить меня в алгоритмисты. А как в Киев прилетел, оказалось, что меня и без того уже зачислили на первый факультет, на компьютеры.
Это было во второй половине 60-ых годов XX века.
Мой папа тогда мне сообщил: «Знаешь, Станислав, вот я бы всю жизнь обучался и обучался». Так как вести боевую работу значительно сложнее, чем обучаться.
В первой половине 70-ых годов двадцатого века я закончил училище и сходу приехал в часть Серпухов-15 в Подмосковье. Я знал, что буду трудиться с космическими аппаратами, и весьма гордился собой. Но это скоро выветрилось — уж весьма трудная работа.
Обычный человек ночью спит, а днем трудится, а у нас время на ночи и дни не делилось, по причине того, что спутник двигается неизменно. Тяжело было, ходили все время как сомнамбулы.
Вынудить космический аппарат трудиться на дистанции в 45—46 тыс. км было весьма сложно, приходилось заботиться за ним, как за мелким ребенком. Бывало, что мы не дремали и не ели своевременно.
— Практически вы держали в руках судьбу человечества. У вас проходил инструктаж, как функционировать в разных обстановках?
— Инструктаж — это легко сообщено. Человек, что допускался до боевого дежурства, перед этим проходил особый курс.
Если он трудился на наземном оборудовании, то его готовили полгода. А в отечественный отдел офицеров готовили два года, не обращая внимания на высшее военное образование. В том месте же целые вычислительные центры.
Лишь на отечественном объекте было три таких центра: управления, документирования и обработки информации.
— Как развивались события 26 сентября 1983 года?
— Мы взяли данные, что на нас идет ракетное наступление с американской базы. Но тогда я решил, что компьютер себя ведет неправильно, разрешил себе не поверить ему, по причине того, что я сам его делал.
Кому-кому, а создателю возможно.
— В течение какого именно времени необходимо было решить?
— Оперативно. В то время, когда совокупность сработала, я должен был позвонить своевременному дежурному совокупности.
Но в моем помещении была лишь тайная сообщение, а простой телефон пребывал в второй комнате, так что я должен был подняться с кресла и пойти в второй зал.
Но я не смог подняться тогда — у меня ноги отнялись.
Было нужно просить ассистента. Он сбегал и оповестил своевременного дежурного, что сигнал фальшивый.
— В какой момент вы осознали, что опасности нет?
— Я же был алгоритмистом. Все программы я учил и знал их значительно лучше компьютера. Компьютер ни при каких обстоятельствах не может быть умнее человека, создавшего его.
Так как компьютер решает все математически, а у человека в глубине души еще имеется что-то непредсказуемое. И у меня также это непредсказуемое чувство также было.
Исходя из этого я и разрешил себе не поверить совокупности, по причине того, что я человек, а не компьютер.
Кстати, та пресловутая красная кнопка в действительности не работает. Она в том месте была под колпачком, лишь у нее снизу провода были отрезаны.
Лишь я решал, что и как докладывать.
— Вы осознали, что вы предотвратили ядерную войну?
— Любой раз, в то время, когда я заступал на дежурство, я осознавал собственную ответственность и готовься к такому. Мы же были на страже собственного страны, превосходно осознавали, что к чему.
— Как отреагировало руководство на ваш поступок?
— Госкомиссия позже обвинила меня в том, что я не заполнил боевой издание. А чем мне заполнять, в случае если в одной руке микрофон, а в второй телефонная трубка, дабы докладывать? А позже написать также не было возможности — это дописка, уголовно наказуемое деяние.
Тогда мне было нужно весьма несладко. Начали выискивать недочёты, а тот, кто желает отыскать недочёт, в обязательном порядке его отыщет. Генерал Юрий Вотинцев тогда устроил мне разнос, а позже, спустя десятилетие, в печати просил прощения (в газете «Правда» в первой половине 90-ых годов двадцатого века вышла статья генерала, в которой он детально писал, какую роль сыграл полковник Станислав Петров. — «Газета.Ru»)
— Ваша семья знала об этом происшествии?
— Об этом не положено было говорить. Моя дети и жена знали, что я тружусь с космосом, тем более, моими настольными книгами были «Небесная механика», «Базы теории полета космических аппаратов».
Я же баллистикой занимался, мне необходимо было это знать.
Вы бы видели глаза моей жены, в то время, когда журналисты в первый раз приехали ко мне к себе и она определила, где я трудился.
А так детям говорили, что у отца весьма тяжёлая работа. А вот то, что я тружусь в космической разведке, они знать не могли.
— Спустя практически год по окончании того, как вы не надавили пресловутую красную кнопку, вы уволились из армии. Это два события были как-то связаны?
— Нет, я легко весьма устал. Я главенствовал аналитиком, и меня имели возможность позвать на объект, не считаясь со временем, не думая, дремлю я либо нет. В том месте время от времени кроме того забывали, что я имею обыкновение время от времени кушать.
Ты аналитик — дай данные, и все. Мне это осточертело, и я написал рапорт.
Не захотел больше проходить службу в данной армии, она неблагодарная.
— А платили также не хорошо?
— Нам платили чуть больше, чем вторым армиям, так что было нормально. Но сердечного отношения не было. У нас в один раз перестал работать спутник, он провалился сквозь землю, сигнала нет.
Начальник ко мне пришел: «Это что такое?» А я ему: «Как что, это же от Боженьки зависит». Ух, как он взъерепенился, топал ногами, кричал: «Какой еще Боженька?!» А разве возможно на офицера так топать ногами?
Пара лет назад мы ездили в Соединенных Штатах с датчанами. И я еще удивлялся, из-за чего в Лас-Вегасе возможно жить в гостинице, не испытывая дискомфорта, а у нас на объекте отечественные доктора говорили, что, дескать, не можем вам понизить температуру в помещении, по причине того, что вы простудитесь. А температуру-то у нас держали лишь для техники, а человек
все выдержит. По-сталински было, в общем. Линия бы их побрал, сталинцев этих.
— Что вы стали делать по окончании увольнения?
— Набрался воздуха с облегчением. Меня сразу же забрали в университет, что создал эту совокупность, старшим инженером в отдел главного конструктора. Я в том месте трудился еще около 13 лет, а позже мне было нужно уволиться.
Супруга была очень сильно больна, и за ней некому было заботиться. И я должен был присмотреть за ней, оказать помощь человечку, что на меня трудился перед этим. Позже было нужно ее похоронить.
Не знаю, как я выжил тогда: остался один, без работы, без помощи.
— Восстановиться на работе не было возможности?
— Я и не пробовал. Это процесс.
В то время, когда я трудился в отделе главного конструктора, необходимо было всегда учиться. Если ты сделал паузу, ты сходу устарел.
Космос всегда преподносит такие сюрпризы, это заблуждение думать, что мы все знаем. Я потерял собственный момент.
— В то время, когда вам решили вручить первую интернациональную премию, как «человеку, предотвратившему ядерную войну», что вы почувствовали?
— Был безумно приятно. Время от времени я начинаю вспоминать, кто я таковой. Я же легко рядовой офицер, что сделал собственную работу. Мне другой раз мало не по себе.
В собственной ответной речи в Дрездене я сказал, что мне неудобно вычислять себя кем-то в том месте, я не разрешаю себе этого думать. Не хорошо, в то время, когда начинаешь о себе думать больше, чем ты стоишь.
Лучше разрешить людям оценить вашу работу. Мне страшно неудобно, что за границей меня воображают храбрецом, а отечественные молчат. В то время, когда мне в Дрездене присуждали очередную премию, то меня задали вопрос, где мой текст.
А я заявил, что бумажек никаких у меня нет — я взглянуть на зал и буду сказать от сердца.
— А как вам на данный момент живется? Пенсии хватает?
— Хватает, поскольку все зависит от того, как живешь.
Станислав Петров — человек, что спас мир от ядерной войны
