«Россияне — жертвы террора. они боятся власти и подчинятся чему угодно» — «наука»
ГУЛАГ деформировал и нас, и вас
Aktualne.cz14.12.2015ГУЛАГ: все забыть обиду и забыть?
The Guardian30.10.2015«Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына не теряет актуальности
Die Welt02.01.2014В Российской Федерации так же, как и прежде жив дух ГУЛАГа
Le Monde01.10.2013
Из-за чего сейчас столько россиян по-хорошему вспоминают Сталина? «У большей части общества менталитет жертв террора: готовность к репрессиям, ужас перед властью и демонстративная лояльность», — растолковывает Ирина Флиге, директор Петербургского отделения известного «Мемориала», авторитетной негосударственной организации, которая разоблачает большевистский террор на территории бывшего СССР.
Lidovky.cz: Сталинскую эру позитивно оценивают 40% россиян, не смотря на то, что на рубеже тысячелетий их было не более 25%. Откуда такие перемены?
Ирина Флиге: Говоря о сталинизме, мы, по сути, говорим об исторической памяти — проблематике, которой Мемориал занимается вот уже 30 лет, исходя из этого я растолкую процесс с отечественной точки зрения. В текущем году, другими словами 2016-м, к сожалению, уже нельзя говорить об исторической памяти с классической возможности — как о взоре на события прошлого.
Так как российское общество принимает коммунистический национальный террор не как прошлое, а как настоящее. Он есть актуальной темой. Это не историческая память, а наследие прошлого.
Современное российское общество всецело приняло советское наследие.
— Среди них и самообман?
— Это наследие стоит на трех столпах. Первый — механизм террора, второй — опыт жертв, а третий — сопротивление режиму, и любой из них приняла некая отдельная социальная несколько.
Современная власть освоила все механизмы советского террора и использует их весьма схожим образом: она преследует политических оппонентов, фальсифицирует материалы, применяет, и формирует шпионов и разного рода агентов.
Сопротивление режиму также возможно сравнить с советскими временами. Равно как и тогда, активного сопротивления мало, но оно весьма разнообразно. Люди применяют гуманитарные и социальные дороги, организуют митинги и протесты, борются за защиту гражданских прав и политических свобод…
Маленькая группировка у власти, и маленькая оппозиция. Остается большая часть, которое по-своему переняло менталитет жертв террора.
Другими словами готовность к репрессиям, которая растет, учитывая настоящую опасность. Ужас перед властью. Демонстративная лояльность, и готовность подчиниться чему угодно.
Именно это отражается в упомянутых вами процентах — восприятие самих себя как жертв.
— Как эти люди-жертвы принимают доказательства жестокости коммунистического режим, каковые собирает Мемориал?
— Это непростой вопрос, в частности и вследствие того что отношение изменялось со временем. В конце 80-х начале 90-х годов многие еще по собственному опыту не забывали ГУЛАГ, еще были живы дети, у которых во второй половине 30-ых годов XX века пропала мать, забрали отца, а сейчас живы лишь или их дети, или уже внуки.
Но дело не только в смене поколений. Громадный интерес к советским репрессиям на рубеже 80-90-х годов был связан с периодом изменения.
Все изменялось на глазах: политика, экономика, жизнь общества, которое внезапно почувствовало, что совместно со всеми этими переменами обязана показаться и четкая, определенная позиция в отношении прошлого. Люди потребовали раскрытия архивов, доступа к всех данных…
Но прошло пара лет, и эта информация внезапно как словно бы превратилась в совсем ненужную. Интерес дремал, и обстоятельства того у различных социальных групп имели возможность различаться.
Примечательны те, кого конкретно коснулись репрессии — лично либо их родственников, каковые в 60-70-е годы выступали против режима. Кроме того эти люди отстранились от памяти, как словно бы пресытившись ею: «Все это я знаю, но мне это не требуется, не весьма интересно».
Этот момент в середине 90-х годов, несмотря на попытки и политическое давление обосновать это в противном случае, с моей точки зрения, был самым громадным поражением отечественного общества.
— А что сейчас, 20 лет спустя?
— Много лет мы в «Мемориале» пологали, что база всего — изучение прошлого, памяти террора и анализ механизмов. Что опыт, основанный на воспоминаниях, обязан оказать помощь и сейчас, что прошлое окажет помощь настоящему.
Но сейчас все выходит совсем напротив: исходя из современного опыта, мы наблюдаем на прошлое. А интерес к нему не пропал совсем, наоборот, сейчас он велик, по крайней мере, у части русского общества.
Люди везде сталкиваются с преследованиями и ограничениями со стороны власти, и в какой-то момент им делается Примечательно, что происходило в 30-е годы в сталинскую эпоху. правнуки и Внуки желают для себя выяснить, что тогда было с их дедами.
Изучение истории через эту призму — очень занимательная тенденция. Никому ни при каких обстоятельствах не была занимательна УПА (УПА, которая связана с именем Степана Бандеры, — прим. ред.) так, как сейчас.
Еще ни при каких обстоятельствах не было таких ожесточенных споров о роли армии Украины в истории России. В то время, когда россияне видят репрессии правящего режима да и то, как Российская Федерация действует на Украине, они задаются вопросом: «А как было раньше? Как Российская Федерация «освобождала» Прибалтику?»
— Мемориал предлагает ответы на последовательность аналогичных вопросов — к неудовольствию правительства, согласно точки зрения которого вы «расшатываете конституционный порядок в РФ». Как на вашей работе отразилось ноябрьское включение Мемориала в неоднозначный перечень зарубежных агентов?
— Война правящей власти с гражданским обществом идет на нескольких фронтах, и одним из них есть историческая память, которую воображает Мемориал. Для режима история есть крайне важной темой: ее берут как заложника и толкуют себе во благо.
А мы этому мешаем.
В открытых дискуссиях довольно часто возможно услышать, что работа «Мемориала» «очерняет историю России», но на отечественной работе как такой никакие их политические игры не отразились. Наименование «зарубежный агент» мы никуда не вписали, не смотря на то, что того требует закон, и все отечественные проекты до тех пор пока длятся.
Мы кроме того начали пара новых. Но очень изменилась административная часть нашей жизни.
Мы всегда подвергаемся постоянным испытаниям, неизменно вынуждены воображать какую-то отчетность, заполнять документы… Безрадосно, что в таковой организации, как «Мемориал», больше всего работы у бухгалтера.
Ирина Флиге управляет санкт-петербургское отделение «Мемориала». В Прагу она приехала по приглашению сообщества «Архипелаг», которое занимается проектом онлайн-музея Gulag.cz.
Дмитрий Моисеенко и Михаил Попов о марксизме как науке
