Партия испуганных интеллигентов
Тайная: месяц, что предшествует октябрю, но не сентябрь. Вопрос на засыпку, правда?..
Подкрался столетний юбилей одного из наиболее значимых событий русской истории – Февральской революции. Так уж сложилось, что она находится в тени Октябрьской (чего греха таить, многие наши соотечественики уверены, что «царя сверг Ленин»).
И в случае если к Октябрю у многих россиян достаточно чёткое отношение (чаще критическое, реже одобрительное), то с Февралём всё сложнее и запутаннее.
Был ли Февраль потерянным историческим шансом либо же был предпосылкой Гражданской войны и Октября? Что погубило Россию – уровень судьбы, Первая мировая либо глупые слухи?
Были ли тогдашние либералы-революционеры ангажированы британцами? Подписал ли царь Манифест об отречении? Показывают ли послефевральские события на политическую импотенцию русской интеллигенции?
На вопросы «АН» отвечает профессор истории Владимир БУЛДАКОВ, основной научный сотрудник Университета истории России РАН.
Факторы раздражения
– Вот как обрисовывал февральские дни белоэмигрант И. Солоневич, бежавший из сталинского концлагеря: «В городе, переполненном революцией и проституцией, электрической искрой пробежала телефонная молва: на Петербургской стороне началась революция. К вечеру улицы были в полном распоряжении ужасных людей. Петербургские трущобы, отправившие на Невский проспект гордость «и свою красу», неспешно завоёвывали столицу»
– Это литературный образ. Само собой разумеется, отбросов общества в том месте было достаточно, нет никаких сомнений.
Многие стреляли, поскольку с оружием дело обстояло легко. Стреляли и сознательные провокаторы наподобие анархистов, и просто люди не в себе.
Но однако обычные люди на улицах преобладали.
– Бунтовали в основном рабочие?
– Нет. Публика была весьма различная, пёстрая. Масса студентов, масса подростков.
Кое-какие представители интеллигенции со страхом отсиживались, но многие шли на баррикады.
– Главным предлогом для беспорядков послужило то, что пара дней длились перебои с поставками хлеба в Петроград. Люди недоедали?
– Нет, о голоде сказать не приходится. Вот в Германии сейчас вправду недоедали (около 800 тысяч людей в том месте от голода в течение той самой зимы).
В Российской Федерации ничего аналогичного не наблюдалось, запасы хлеба были достаточными. Однако ЖД инфраструктура не справилась с доставкой хлеба в столицу.
Снежные заносы были такими сильными, что было нужно прервать пассажирское сообщение между Петроградом и Москвой и пропускать товарные составы, – но и это не спасло обстановку.
– Всё началось 23 февраля, либо 8 марта по новому стилю, в то время, когда в честь Дня работницы на улицу вышли обиженные ткачихи (к вопросу о том, что за праздник мы отмечаем 8 Марта). Эта демонстрация начала обрастать вторыми обиженными, как снежный ком.
Людей не устраивала заработная плат?
– Не сообщил бы. Платили много. Жизненный уровень россиян перед революцией фактически не понизился. Требования восьмичасового рабочего дня также были не столь актуальны: рабочим платили за сверхурочные.
Людей злили недостаток, очереди за едой, за галошами. Злила инфляция: цены всё время росли, и дороговизна серьёзно действовала на психику всего общества.
Особенно дам, которым приходилось часами простаивать в очередях за продуктами.
– Говорят, тогдашнюю интеллигенцию злила несвобода. Но, сравнивая ту Россию с нынешней, иногда недоумеваешь.
В государственной думе сидели откровенные революционеры – сейчас такое легко немыслимо.
– В Думе прямых призывов к свержению строя не звучало, звучали только намёки, но, революционная позиция отдельных парламентариев не являлась ни для кого тайной. Что касается цензуры, то в военное время её было в переизбытке.
Газеты всегда выходили с многозначительными пробелами. Но, пресса обучилась обходиться намёками.
Людям, само собой разумеется, обстановка не нравилась – кому приятно, в то время, когда рот затыкают? Человек неизменно обижен теми свободами, которыми он располагает, хочется большего.
– Итак, раздражающие факторы: недостаток, цензура
– Посильнее всего людей злили война и её социальные последствия. Главная масса населения никак не осознавала ни обстоятельств войны, ни её целей.
Поразмыслишь, поссорился один император с другим – при чём тут мы, простые люди?
– А ведь сначала война привела к всплеску патриотизма.
– Весьма короткий. Он был не только в Российской Федерации.
– И пропал он не только в Российской Федерации – французские воины также братались с германскими.
– Тот всплеск патриотизма отнюдь не был свидетельством особенной любви к Отечеству либо монарху. Людям стало страшно – из этого желание сплотиться около «собственной» символической фигуры, около императора.
И не страно, что скоро это чувство начало превращаться в что-то противоположное. Сознание главной части тогдашнего населения было архаичным, в нём часто возникают перверсии наподобие «добро/зло», «хороший/нехороший».
Был хороший, что-то сделал не так либо сделал не своевременно – стал нехорошей.
В случае если сказать открыто, то империю погубили в первую очередь слухи. Включая самые дурные (к примеру, о том, что императрица Александра Фёдоровна была германской шпионкой).
Избыточно эмоциональных людей, невоздержанных на язык, у нас постоянно хватало. Какой-нибудь дурак что-нибудь ляпнет, другие подхватывают. Но тогда слухи легли на «хорошую почву», на недовольство возбуждённых людей, – и люди в них поверили.
Это не означает, что все жаждали республики, демократии. Легко всё зло военных лет стало в сознании людей концентрироваться около царской четы.
англичане и Либералы
– Первую скрипку в революционных событиях сыграли думские либералы – кадеты («ка де», конституционные демократы. – «АН») во главе с доктором наук-историком П. Милюковым. Они, как это именуется Сейчас, в далеком прошлом «раскачивали лодку», а сейчас пробовали руководить стихийным бунтом.
– Это не верно. Либералы ни за что не были революционерами, не планировали свергать монархию.
Они желали подтолкнуть власть к реформам – в первую очередь к созданию министерства народного доверия, которое назначалось бы не царём, а общественностью в лице Государственной думы. Но царь настойчиво не соглашался.
В итоге власть сама дошла до для того чтобы состояния, что свергать её кроме того не было нужно. Она как будто бы выгорела изнутри, утратила уважение и всяческое обаяние практически всех людей. Оставалось только добить её.
И однако падение самодержавия явилось неожиданностью, люди предпочли бы эволюционное обновление власти. Однако уход Николая привёл к бешеному восторгу – казалось, свершилось чудо.
Кстати, что касается отношения к войне, то кадеты были настроены кроме того более воинственно, чем царь. В этом кадеты всецело разошлись с настроениями весов, каковые восприняли революцию как надежду на прекращение войны.
– Не показывает ли эта воинственность либералов на их ангажированность со стороны русских армейских союзников, в первую очередь британцев?
– Нет, такие представления из области конспирологии. Либералы всецело поддерживали царских дипломатов, ценой огромных упрочнений добившихся соглашений о том, что по окончании войны к Российской Федерации перейдут черноморские проливы, Константинополь.
Само собой разумеется, в возможности это противоречило заинтересованностям британцев, опасавшихся за собственные восточные владения.
– И союзники отказались от этих соглашений по окончании Февральской революции. Английский премьер Д. Ллойд-Джордж жарко приветствовал её: «Русские события отмечают собой целую эру во всемирной истории и первое торжество тех правил, для которых мы начали войну».
Посол Британии в Российской Федерации Дж. Бьюкенен был ещё красноречивее: «Дыхание свободы, опрокинув ветхий режим, сломало сейчас последние преграды для полного сближения двух населений – украины и британского».
– Каждый демократ уверен в том, что направляться везде уничтожать реакционные режимы, что это ход к общему благоденствию. Так было неизменно, и удивляться живучести аналогичных стереотипов не следует.
Само собой разумеется, британцы поддерживали людей, каковые, как им казалось, окажутся более действенными начальниками страны-союзницы, и это окажет помощь воевать более удачно. Но для подданных английской короны участие в насильственном свержении монархии в Российской Федерации было делом психологически неосуществимым.
Непременно, они держали нос по ветру, идейно влияли на неё, но об устранении русском монархии и поразмыслить не могли.
Временное правительство. Исполком Госдумы
– Имели ли беспорядки денежную подпитку? Платились ли людям деньги за участие в демонстрациях?
– Такие факты не зафиксированы.
Монархисты против монарха
– Армия также была настроена революционно?
– Солдатская фронтовая среда была равнодушна к политике. Что основное для воина?
Дабы хватало питания, оружия, снарядов и сапог (кстати, не только оружий, но и сапог не хватало). Кто-то вести войну не желал, а кто-то, напротив, рвался бить немца. Революционная пропаганда среди воинов, само собой разумеется, велась, но заметного результата пока не имела.
Генералы же по собственному складу были монархистами, другой системы правления не воображали. Монархия для армейского человека более чем логична.
В генеральской среде обращение шла только о том, дабы недееспособного царя заменить вторым, талантливым мобилизовать на победу.
– Другое дело – обстановка в Петрограде. Гарнизон был развращён столичной судьбой – дисциплина не поддерживалась, воины гуляли по городу, ходили в кино, сидели в чайных, общались с девушками. Можно понять их логику: для чего идти на фронт, на непонятную войну, в случае если тут так прекрасно
– В Петрограде переломными стали события в Волынском гвардейском полку, в то время, когда унтер-офицер Т. Кирпичников – человек крутой – призвал не стрелять в демонстрантов. Воины полка убили штабс-капитана И. Лашкевича, и это означало, что сейчас они на стороне восставших.
Вот с этого – с присоединения армий к демонстрантам – и началась настоящая революция. И в течение одного дня всё перевернулось. К вечеру 27 февраля гарнизон всецело перешёл на сторону народа.
Своевременно послать части с фронта для подавления бунта опоздали: в Ставке не было правильной информации о положении дел в столице. Как у нас водится, высшему лицу докладывают далеко не всё.
Николаю Второму, возможно, казалось, что это простой бунт, что выдохнется сам по себе, поскольку у бунта нет политической цели, это скорее демонстрация крайнего недовольства.
– И тогда либерал М. Родзянко (глава Государственной думы, руководитель партии «Альянс 17 октября». – «АН») надоумил начальника генерального штаба генерала М. Алексеева, пребывавшего в Ставке, что нужно отречение царя. Со своей стороны Алексеев надоумил главнокомандующих фронтами, и они стали отправлять царю весточки прося отречься.
– Да тут и подсказывать не было нужно. Это было уже сложившееся единодушное вывод. Генералы думали, что отречение царя нужно для успокоения обиженных, для наведения порядка, для успешного ведения войны.
Нарушения присяги с их стороны не было – они выступали не за свержение монархии, а за передачу власти законному наследнику, царевичу. Либералы, повторяю, также не желали свержения монархии.
Но, по окончании того как отреклись Михаил и Николай, им было нужно стать республиканцами.
– В какой момент данный ровный замысел либералов дал сбой? Тогда, в то время, когда Николай отрёкся не в пользу сына, больного гемофилией, а в пользу брата Михаила?
– Замыслы либералов под действием событий, массового недовольства. Только один Милюков пробовал уговорить Михаила принять корону.
Это, согласно его точке зрения, придавало перевороту видимость легитимности. Остальные думали, что этого уже будет не хватает для успокоения весов.
– Из-за чего отрёкся Михаил?
– Он годился для власти ещё меньше, чем Николай Второй, что полностью сознавал. Михаил по большому счету был далёк от национальной судьбы – предпочитал жизнь личную, спокойную.
Формально он предпочёл отречься в пользу Учредительного собрания, которое ещё предстояло избрать. Михаил помой-му допускал, что при соответствующего его решения займёт престол. Подразумевалась, само собой разумеется, конституционная монархия.
Но, в тогдашних условиях таковой вариант смотрелся более чем вызывающе большие сомнения.
– Текст, потом опубликованный как Манифест Николая Второго об отречении, в конечном итоге является телеграммой в ставку, которую царь подписал карандашом. Имеется вывод, что это был призыв к армии: мол, нужно мной совершается принуждение, защитите меня!
Сообщить это прямым текстом Николай не имел возможности – такую весточку генерал Алексеев по армии не разослал бы.
– Николай Второй отрёкся по полной программе. По всему видно, что внутренне он постоянно тяготился властью – ощущал, что эта ноша для него через чур тяжела. А как он в том месте подписался – не имеет никакого значения.
Его отречение было признано полностью всеми.
– В ответ на весточку об отречении пришли весточки от имени двух генералов – Ф. Келлера и Х. Нахичеванского (в конечном итоге не от Нахичеванского, а от его зама – полковника А. Викенена, начальника штаба отдельного гвардейского кавалерийского корпуса). В них выражалась готовность защищать царя.
– Таких людей были единицы, и царь в них сейчас не нуждался. Не тот он человек, что стал бы цепляться за власть. Для необязательного отказа от престола ему хватало маленького толчка.
И он сдал власть сам.
– Сам? Ему сообщили: отрекайся, в противном случае не удержим массы.
Именуется – предложение, от которого нельзя отказаться.
– Нет, я бы не назвал это предложением, от которого нельзя отказаться. Царю дали осознать: твой поезд ушёл.
И ничего другого ему просто не оставалось.
Не рой второму яму
– Вот что вспоминал о последствиях Февраля А. Керенский (думец, социалист-революционер, второй и последний глава февралистского Временного правительства. – «АН»): «Воины прекратили рыть окопы, нести работу, сражаться. Рабочие прекратили трудиться.
Госслужащие забывали о собственных канцеляриях. Вся деловая, трудовая судьба огромной страны замирала.
Везде раздавались лишь нескончаемые речи, прения, рассуждения».
– Опять литературный образ Непременно, дисциплина в армии стала катастрофически падать. Сыграл собственную роль известный Приказ №1 Петроградского совета, в соответствии с которому во всех политических вопросах воины подчинялись сейчас как раз ему, а всё оружие передавалось под контроль образуемых солдатских комитетов (социалистический Петроградский совет солдатских депутатов и рабочих был самопровозглашённым на протяжении Февральской революции органом. – «АН»).
Кое-какие генералы и офицеры признавали, что сначала эти комитеты помогали поддерживать дисциплину. Но со временем в них приобретали преобладание всё более левые элементы, и в конечном счете комитеты в большей либо меньшей степени большевизировались.
То же самое происходило по всей стране: и в местных Рекомендациях, и в фабрично-заводских комитетах.
– Данный социалистический Петросовет, потом устроивший Октябрьскую революцию, появился снова же не без участия думских либералов.
– Нет, Петросовет сам заявил о собственном создании. Думцам оставалось только выделить социалистам помещение в Таврическом дворце, где размешалась Государственной дума.
– Тут мы подходим к самому главному вопросу – вопросу о пролитой крови. О реках крови.
– Революцию заявили бескровной, не смотря на то, что погибло более 300 человек. Кроме петроградских жертв в их числе были ещё и десятки офицеров в Кронштадте и Гельсингфорсе – некоторых до смерти. Был убит тверской губернатор
– Я кроме того не об этом, а о том, что произошло по окончании. Октябрь, всё остальное и Гражданская война – это прямое следствие Февраля, так так как?
– Последующие события были более чем закономерными. Возможно заявить, что сами веса подталкивали коммунистов. Сложилась необычная обстановка: по окончании июля 1917 года все ожидали нового большевистского выступления, удивлялись, что оно всё ещё не случилось.
Уровень социальной и психологической напряжённости был таков, что гражданская война делалась неизбежной.
– Февралистское Временное правительство не продержалось и года, а Учредительное собрание – и дней. Не вынуждает ли это сказать о политической импотенции русской интеллигенции?
– Не знаю, какой термин тут лучше употребить Послефевральскую политическую элиту именовали «партией ИИ» – «партией испуганных интеллигентов». Люди, привыкшие жить в условиях самодержавного строя, в большинстве собственном имели возможность только играться в оппозиционеров.
Сейчас, грубо говоря, им было нужно играться в революцию. И они, само собой разумеется, проиграли.
– Храбрец Ю. Семёнова (не Штирлиц, второй) сообщил: «Русская интеллигенция похожа на существо с огромной головой, но без рук. И с прекрасным языком: болтать можем прелестно»
– Хороший образ. Хороший.
– Вырыли для империи яму – и сами же угодили в неё.
– Хороший случай – желали как лучше. Да, возможно разглядывать их действия как самоубийственные. Таковой движение событий мне представляется неизбежным. Это имело возможность произойти раньше либо позднее, с большей либо с меньшей кровью, но было, повторяю, неизбежно.
Никакую благостную альтернативу тому, что случилось, представить запрещено. Нехорошую – возможно.
– Звучали же предостережения: не нужно производить джинна из бутылки
– Такие голоса – предостережения либо кроме того пророчества – постоянно раздаются в критических обстановках. Но события всё решают за политиков.
Современники Французской революции заключили : не фавориты руководят событиями, а события, веса руководят фаворитами.
– А весами не руководят ли пропагандисты?
– Нет. Это процесс стихийный, синергетический – происходит воссоздание порядка из хаоса.
Наступают времена, в то время, когда сложноорганизованные совокупности разваливаются, рушатся, начинается неконтролируемый, спонтанный рост малых возмущений, они сливаются воедино, начинается тотальный хаос. Это подобно химической реакции.
Политики тут бессильны, они оказываются в лучшем случае собственного рода функциональными элементами спонтанного процесса. Массы скорее по-своему пробуют применять политиков – сейчас одного, на следующий день другого.
Включая Ленина.
Работа над неточностями
– Какой урок мы должны извлечь?
– Главный урок – осознать, что случилось и из-за чего. Так как «виновниками» произошедшего постоянно оказываемся мы сами. Революция – это отечественный личный портрет, искажённый страхами бессилия перед будущим.
Действительно, у нас популярно второе вывод: виноват кто-то второй, чужой. Это точка зрения людей несамостоятельных, безответственных, не верящих в личные силы.
Нет, никто второй – мы сами это сделали.
– Кто-то второй – это «жидомасоны»?
– Нет (смеётся). К тому же была разрешена отмашка – оставить иудеев в покое.
Генералы, либералы, предприниматели – вот на кого в наши дни принято сваливать вину. Но непременно будет необходимо честно разобраться в случившемся.
В противном случае не избежать аналогичных неточностей в будущем.
– Избежать неточностей значит «не раскачивать лодку»?
– Гражданская активность должна быть соразмерна событиям. Выводы нужно сделать и законодательной власти. К примеру, не штамповать всевышний знает какие конкретно законы. Люди во власти должны думать и вести себя конструктивно.
Не следует беспрекословно одобрять всё происходящее. Одобряем, одобряем Воспроизводим психологию застоя.
– В историческом сообществе и в истеблишменте на данный момент преобладает вывод, что революция – это зло?
– Нам навязывается такое вывод, причём конкретным человеком – министром культуры. Приходит на ум лексика кота Леопольда: позволяйте жить дружно.
В случае если революция – зло, то для чего её изучать? Зло остаётся только проклинать. Но предать революцию анафеме – значит отказаться от самопознания.
А если ты не не сомневается в собственном прошлом, у тебя нет будущего.
– Разрешите вопрос из области фантастики. У Стругацких фигурируют так именуемые прогрессоры – люди из более развитых цивилизаций. Представим, что вы, зная будущее, присутствуете в Российской Федерации февраля 1917-го
– Сомневаюсь, что кому-то, кроме того историку, удастся полностью внедриться в ту воздух. Все нынешние «разумные» мысли скорее отойдут перед непредсказуемостью хаоса.
Любая революция увлекает, тащит за собой. Психика отдельного человека, его воля и разум не смогут противостоять стихии.
Нужно обучиться разумно поступать в современных обстановках, учитывая прошедший опыт, а не пробовать подправить историю задним числом.
Разведопрос: Павел Перец про партию \
