Набоков — эротический роман — потеря одной россии — «наука»
«Ада, либо Эйфории страсти» — роман, полный эротизма и юмора. Он отражает все, чем Набоков покорил собственных критиков и читателей. «Ада» — это история громадной любви, но и история утраты одной России, которая уже ни при каких обстоятельствах не возвратится, и которую в течении большей части прошедших ста лет заменяла некая Татария.
Это изменение Набоков обрисовал на фоне сладострастного романа, но это лишь обостряет чувство утраты», — пишет в рецензии Борис Гокр.
парень Ван проводит лето у родственников в поместье Ардис, где влюбляется в Аду, которая еще младше него. Да, само собой разумеется, он имел возможность положить глаз и на французских служанок в том же поместье, и на продажных девушек где угодно, но как раз к Аде в его сердце загорается подлинная страсть.
Но появляется неприятность: влюбленных роднят не только тело и чувство, но и кровь. И пускай то неизвестно обществу, они сестра и брат.
Америка Набокова
The New Yorker12.07.2015Набоков — политик
Il Giornale03.11.2013Другие берега Дмитрия Набокова
Radio Free Europe / Radio Liberty25.02.2012Дама, создавшая Владимира Набокова
El Mundo15.03.2002Мотив запретной любви, которая в социуме, непременно, не находит понимания, а уж тем более восхищения, Владимир Набоков отобразил с тем восхищением и самым пониманием пара раз — в первую очередь, в известной «Лолите», которая также была пламенем и страстью. Но лишь в «Аде», написанной во время с 1965 по 1968 годы (не смотря на то, что первые наброски были сделаны еще в пятидесятые), Набоков довел данный мотив до апогея.
В романе, написанном с эротизмом и юмором, отражается все, чем Набоков покорил собственных критиков и читателей: броская чувственность, свободная от всего земного фантазия, перлы и лёгкое представление фактов из многих областей, отсылки к литературе, тоска по ушедшему времени и мечтам, торжество всех языков Набокова — начиная с русского через французский впредь до британского… В случае если отстраниться от преимуществ самого романа, то делается ясно, что перед нами один из самых сложных переводов за весьма продолжительный срок. Действительно, Павел Доминик — это больше, чем гарантия качества, исходя из этого его Набоков пылает той же страстью, что и оригинал.
Возбуждающее его слабости и торжество тела
История любви Вана и Ады вправду есть эротическим романом, другими словами таким, что разгоняет кровь и будит фантазию, но весьма далек от чего-то низкого и мерзкого. Но его замечательное действие достигается не только телесностью.
И это не обращая внимания на то, что Набоков — мастер создания душной атмосферы, в то время, когда каждое дуновение и каждое слово ветра, играющего комбинацией, юбкой либо платком, может привести к … чему-то, о чем нравоучительные и сухи классики написали бы что-то наподобие: «Они пошли в лес, а через час возвратились из леса».
В Аде мы частенько выясняемся в тот самый час в том самом лесу, в его самой глубокой и густой гуще. В момент и в месте, каковые завлекают многих, но мало кто отваживается о них писать.
А раз уж мы не в лесу, а всего лишь на пути к нему, то понимаем, что и путь иногда есть самоцелью.
Набоков практически поражает в описаниях, каковые лишены похабного натурализма, но наряду с этим совсем светло прославляют земную красоту. Так, попки принимают тут формы лиры, а метафоры и сравнения появляются не только применительно к Вану и Аде, но и при описаниях визитов в шикарные храмы любви, где мы встречаем египетских жен, и читатель, благодаря массе наблюдений и намёков автора, не имеет возможности сдержать ухмылки от того, как Набоков опять поиграл с этимологией (тут же вспоминается Мельница и замечательный «роман для мумий»).
Так что принципиально важно не только то, что описывается, но да и то, как это описывается. В этом смысле кульминации роман достигает, в то время, когда Ван гладит по русой голове еще одну значимую героиню — родную младшую сестру Ады Люсетту… «По причине того, что никто не в силах, гладя (как он на данный момент) бронзовую маковку, не мнить лисенка внизу и жаркие двойные уголья».
Покинем в стороне образ самого лисенка и дадим должное несложной согласованности действия, игры и сравнений с цветами.
И неожиданно мы понимаем, что игры любовников так же возбуждающи, как и игры Набокова с языком, вернее сообщить с языками. Как и во многих собственных романах, тут Набоков также переплетает британский с русским и французским: часто фразу на одном языке он дополняет ее эквивалентом на втором и просто ласкает нас тем, что, как и кто говорит… Одной из самых громадных побед романа есть первое за долгие годы напоминание о том, что русский язык красив, что это язык других гениев и Пушкина.
Это ветхая истина, которую многие люди, а также поколения, возможно, уже забыли, но она так же, как и прежде честна.
Амурные письма из Терры и Антитерры
Потому, что, в отличие от «Лолиты», в этом случае амурной вспышке не суждено утонуть в смерти, как раз благодаря упомянутой прекрасной победе русского роман пытается к трагедии и меланхолии. Причем да и то, и второе направляться из того факта, что любой раз, в то время, когда повествование возвращается к утехам любовников, темой, довлеющей над ними, делается тленность и потеря.
История рассказывается ветхим Ваном, что посредством такой же ветхой Ады вспоминает… и комментирует. Помимо этого, замечания и свои комментарии делает сам его альтер и Набоков эго.
Эта «Домашняя хроника» одной любви, так, преобразовывается в хронику одной эры, и хронику написания романа. На первый взгляд это думается сложным, но при чтении это подзадоривает и увлекает.
Не обращая внимания на всю легкость, чувственность и юмор, с пониманием цитат и намёков улучшается скорбь. Ванн теряет собственный прошлое, память изменяет, и ветхий мир, в последнюю 60 секунд пойманный на бумаге, безвозвратно исчезает.
А мир данный по-настоящему восхитителен. Повествование «Ады» разворачивается в некой необычной фантазийной России, помолвленной с Америкой.
В действительности, которая во многих отношениях (кинематограф, телефоны, аэропланы) опередила отечественную лет на 60. В действительности, где многие поймут некоторый теневой образ собственного существования (Антитерра-Терра).
Но, основное, это действительность, где выжила и начинается русская культура Пушкина и других гениев и Лермонтова, высвобожденная от оков царской и большевистской России и подающая руку всему миру, но не теряющая наряду с этим ни крупицы известной надежды и тоски русской души.
Данный мир мнимой культуры, заключающий в себе если не наилучшее, то, по крайней мере, самое возвышенное с Запада и Востока, Набоков обогащает и ироническими замечаниями к спорам, каковые вели между собой (либо со своим окружением) русские эмигранты, и каковые, с одной стороны, кажутся никчемными, а с другой, единственно верными, по причине того, что вести спор о русской культуре — значит вести спор о самой человечности.
Вправду, данный мир иллюзорен, но он открывает устремления и идеи, каковые 20 век оторвал с корнем. Да, «Ада» — это история громадной любви, но и история утраты одной России, которая уже ни при каких обстоятельствах не возвратится, и которую в течении большей части прошедших ста лет заменяла некая необычная Татария.
Это изменение Набоков обрисовал на фоне сладострастного романа, но это лишь обостряет чувство утраты. Так, из очень способного эротического романа «Ада» преобразовывается в самый ужасный роман, что был опубликован у нас в прошедшем сезоне.
Turning The Art World Inside Out (HD, eng/ru subs)
