Малая родина-мать зовёт!
В 788 малых городах России (до 50 тыс. обитателей) сейчас живут 17 млн человек. Это менее 15% населения страны, но на малые города, как на шампур, нанизаны окружающие деревни и посёлки.
А дружно они уже громадная силища – 43% россиян. Формально правительство осознаёт важность малых городов и реализует ФЦП по их формированию ценой 168 млрд рублей.
Но ни одна другая федеральная программа так ярко не выдаёт бессвязности региональной политики, отсутствия в ней стратегических целей. Нет понимания того, что сокращение числа малых городов стало бы для державы более тяжёлым ударом, чем обезлюдевшие российские сёла.
не сильный звено
С сёлами именно всё более-менее ясно. За последние 20 лет в Российской Федерации провалились сквозь землю 20 тыс. сёл – по три штуки ежедневно.
Согласно данным Общероссийской переписи 2010 г., в Российской Федерации насчитывалось 153 125 сельских населённых пунктов, в которых жили 37,6 млн человек. Если сравнивать с прошедшей переписью 2002 г. сёл стало на 2,2 тыс. меньше.
Кроме этого 14 лет назад раздался доклад академика РАСХН Владимира Милосердова: в 33 тыс. населённых пунктов живёт в среднем 1,76 человека, ещё в 14 тыс. – 7,8 человека.
Перепись 2010 г. лишь подтвердила тенденцию: деревня исчезает, как будто бы снег по весне. На Северо-Западе, к примеру, около 30 тыс. сельских поселений, из которых вовсе пустует каждое пятое, а целых 58% имеют не более 10 обитателей.
Другими словами доживают старики, а вернуть такую деревню к судьбе не окажут помощь никакие государственные программы. И эксперты, не обращая внимания на всю скорбь, смирились, не бросая в лицо стране упрёков.
Но активная часть общества взвилась в конце 2011 г., в то время, когда снаружи негромкая глава Министерства экономики Эльвира Набиуллина внесла предложение свернуть «избыточную» программу средних и поддержки малых городов, и посёлков муниципального типа. Мол, это всё равняется, что пахать море.
И в случае если в ближайщее время не высвободить из глубинки 15–20 млн человек, то это может стоить России целых 2–3% роста поизводства. На дыбы поднялась не только седьмая часть населения страны, которой внесли предложение для данной высокой цели перебраться в Москву.
Альянс малых городов РФ, к примеру, объявил, что предложение Набиуллиной неприемлемо для любого обычного человека.
Набиуллина думала как в полной мере прагматичный экономист. Так как реализация государственные программы помощи малых городов 1996–2001 годов на обстановку не повлияла.
Минрегион создал концепцию новой серии «Развитие малых городов России (2014–2020)», а Набиуллина в ней великого смысла не видела, как, быть может, и в любой инициативе, ориентированной на «бесперспективных» людей. Так или иначе, помощь малых городов в итоге вышла ни два ни полтора.
Предлагалось начать реформы в социальной сфере, сфере госуправления и промышленном секторе экономики. Отобрать пара пилотных регионов, масштабируя опыт самые успешных до 2020 г. по всем малым городам.
Но дополнительного финансирования не дали, предложив только перераспределить 8% из уже выделенных средств. Реализацию программы, охватывающей 43% населения, оценили в 168,6 млрд руб. на семь лет.
Деньги помой-му большие, но половину суммы предлагалось поискать в карманах частных спонсоров. А они-то именно в убитую провинцию вкладываться ни при каких обстоятельствах не стремились – и правительственные экономисты об этом замечательно знали.
Позже снизилась в цене нефть а также 53 млрд, каковые всё-таки планировал выделить бюджет страны, начали безбожно секвестировать и задерживать. Но самое основное – помощь малых городов прекрасным образом сочеталась с «оптимизацией» образования и медицины.
Точка на карте
Имеется ли суть кормить больного витаминами, баловать его сауной и массажами, делать педикюр, в случае если планируешь снести ему голову? Приблизительно так выглядят меры помощи любого малого города, в случае если параллельно в нём закрывают две школы из трёх, все детские сады, дом культуры и почту, а поликлиника лишается родильного отделения, травмы и хирургии, преобразовываясь в хоспис для стариков.
Все, кто в состоянии, за этим бегут в города больше, а местные власти пробуют растолковать, из-за чего между Ветхой Руссой и Брюгге такая громадная отличие.
Приближённые к власти экономисты отмечают, что число городов в Российской Федерации стабильно: в пределах 1100 уже много лет. В действительности это не информирует нам ни о какой стабильности, потому, что не существует единых правил, что вычислять городом.
Огромные кубанские станицы по 30–40 тыс. обитателей городами не считаются. А к примеру, Сольвычегодск (Архангельская область) с населением 2,3 тыс. человек – город.
Самым мелким городом России до недавнего времени оставался Чекалин (Тульская область) – тут живет всего 965 обитателей. А в союзные времена население доходило до 2,4 тыс., трудились молокозавод, комбинат, создававший одеяла, леспромхоз и детский санаторий.
Сейчас все предприятия закинуты, остатки чекалинцев ищут работу в соседних Суворове и Краинке. Не смотря на то, что с позиций учёта Чекалин – пример стабильности малых русских городов.
Меньше Чекалина по числу обитателей лишь Иннополис в Татарстане – первый город, выстроенный в Российской Федерации по окончании распада СССР. В июне 2015 г. Иннополис, в котором сейчас всего 96 обитателей, с помпой открывали глава правительства Медведев и президент Татарстана Рустам Минниханов.
Тут планируется создать IT-город с населением 50–150 тыс. человек – филиал «Сколково» с университетом, лицеем, технопарком. Но пока всё выходит потёмкинским: не смотря на то, что вложения, предполагаемые в Иннополис, имели возможность бы вернуть к судьбе пара десятков настоящих малых городов.
В то время, когда речь идет о развитии глубинки, стало актуальным предъявлять технопарки либо особенные экономические территории. К примеру, в глубоко дотационной Псковской области кидаются все силы на создание ОЭЗ «Моглино» с национальными инвестициями в 3,2 млрд рублей.
В том направлении подтягивают коммуникации, решают все юридические вопросы и приглашают инвесторов: мол, те, кто выстроят тут завод, смогут и губернатору напрямую позвонить и льготы по налогам взять. Возможно, это хорошее дело – помогать бизнесу подняться на ноги.
Но в один момент лишаются привлекательности простые малые города за пределами особенных технопарков и зон. Инвестору показывают, что в Российской Федерации существует минимум два режима игры: или в резервациях, или на риск и свой страх.
И, выбрав второй вариант, не требуется удивляться, что у вас позже отобрали по суду честно приобретённую почву либо остановили производство из-за отсутствия маркировки на электрических лампочках.
Как будто бы сговорившись, в качестве лекарства малым городам прописывают туризм. Но лишь единицы из них смогли выстроить на них экономику.
К примеру, в Суздале (Владимирская область), казалось бы, все звёзды сошлись: великолепно сохранилось наследие, которое не разрешили сломать новоделом. До Москвы 190 км, до Владимира, центра Золотого кольца, – 25 км.
Местную индустрию удалось не утратить, а перестроить на выпуск сувениров, медовухи, изделий из бересты. За четыре сотки почвы с ветхим домом в Суздале дают 10 млн рублей.
Но аншлаги тут только 1–2 месяца в году, всё другое время гостевые дома заполнены на 20–30%. И это в отсутствие многоэтажных «хилтонов». Какие конкретно тогда шансы у Устюжны, Пошехонья либо Невеля, каковые областные власти почему-то видят местными Веронами?
Так как у них неудобная логистика, дикая инфраструктура и очень сильно потрёпанные достопримечательности. Кроме того в щедро разрекламированном Плёсе в первых числах Сентября живёшь в полностью безлюдной гостинице.
Мелок город, да дорог
Рассуждая о проблемах глубинки, власти почему-то озабочены проблемами не Пошехонья либо Чекалина, а моногородов, вся экономика которых строится около единственного предприятия. И не смотря на то, что самый большой моногород Тольятти вмещает 700 тыс. обитателей, большая часть из этого перечня – одновременно и малые города.
Неясно, чем неприятности 20-тысячного Пикалёво с его устаревшим производственным комплексом серьёзнее неприятностей 21-тысячной Нерехты, где не осталось по большому счету никаких производств? Разве что власть сделала собственные выводы из беспокойств в 30-тысячной Кондопоге в 2006 г., продемонстрировавших, что сплочённое около одного завода население способно самоорганизоваться – не в пример обитателям «простых» малых городов.
Фактически, и моногородам вкусить от национальных щедрот толком не получилось. Государственную поддержку приобретают единицы, а вычислено финансирование всего на два-три года, за каковые тяжело структурно перестроить экономику.
Центр стратегических разработок (ЦСР) советовал для 45% моногородов «кризисного перечня» недорогую программу создания индустриальных парков: в 20% моногородов направляться применить разработку «управляемого сжатия», что обойдётся в 20–35 млрд руб. – это в пять-шесть раз дешевле их ликвидации, продемонстрированной только в единичных случаях. Дело было в 2014 г., к настоящему моменту индустриальные парки остались по большей части на бумаге.
Основная неприятность в том, что власть видит в программах помощи любых депрессивных территорий некое одолжение без отдачи. Так спившемуся привычному дают взаймы сто рублей – без надежды на возврат, легко дабы не приставал.
Правительственные экономисты никакого ренессанса в глубинке не ожидают: им как никому понятны главные обстоятельства бедности малых городов. Это дикий дисбаланс в распределении налогов между центром, городом и областью, которому остаются жалкие крохи.
Плюс нежелание правительства всерьёз бороться со взятками, убивающей на местах ростки предпринимательской инициативы. Плюс оптимизация.
И все эти «плюсы» – в минус.
До недавнего времени катастрофическое исчезновение сёл было не так критично для жизненного ландшафта в глубинке. По сути, оставшиеся сёла держались за счёт малых городов: пускай в 30–40 км имеется поликлиника, школа, пара магазинов и кое-какая работа.
В случае если малые города начнут пустеть с «деревенской» скоростью, для Кремля это станет более важной геополитической угрозой, чем боязнь утратить Дальний Восток. Так как 15 мегаполисов на пустынном пространстве от Балтики до Тихого океана тяжело признать страной.
Фукусима где-то рядом. Малая отчизна-мать кличет
