Десять дней с гагариным
Прошло полгода по окончании 12 апреля 1961 года – полёта Юрия Гагарина. Был финиш ноября.
В моём кабинете на втором этаже консульства СССР в Дели раздался звонок. Саша Сыродеев, секретарь посла, был, как неизменно, краток: «Андрей, безотлагательно зайди». Кабинет посла на том же этаже – через 60 секунд я входил к Ивану Александровичу Бенедиктову.
Он поднял голову от бумаг на рабочем столе: «К нам прилетает Гагарин. Вы станете его переводчиком».
Посол был в хорошем настроении и не спросил, справлюсь ли я. К тому времени я уже переводил советским начальникам, посещавшим Индию чуть ли не каждый месяц, – Фурцевой, Ворошилову, Микояну, кроме того Хрущёву. Действительно, был на подхвате, помогая отечественным лучшим мидовским переводчикам – Виктору Суходреву и Юрию Виноградову.
Не знаю, из-за чего Гагарин летел без переводчика; в Америку и Англию с ним летал умелый переводчик Борис Белицкий из британской редакции Столичного радио. Было как мы знаем, что из Индии Гагарин отправится на Цейлон и потом – в Афганистан.
Возможно, в Москве сделали вывод, что советские консульства смогут обеспечить перевод на месте. А уж делийское совершенно верно: сотрудников у нас было за пятьдесят, и все знали английский язык , хинди, другие индийские языки.
Аэропорт «Палам», 11:30 утра. Ещё не жарко, но солнце уже палит. Везде сутолока, тысячи встречающих, индийские министры, охрана, практически целый состав отечественного консульства.
Я вышел из автомобиля посла и расположился ближе к красной ковровой дорожке. Белый как снег Ил-18 подрулил к встречающим.
Джавахарлал Неру и Юрий Гагарин у скульптуры «Космос»
Масса людей окружила Гагарина. Я уже знал, что нужно быть прытким: как бы не остаться на аэропорте. В случае если отстану от основных лиц, индийская охрана меня отсечёт и дальше не разрешит войти.
Успел залезть в представительский лимузин – ветхий открытый кадиллак с гербом Индии вместо номера. Тут не до представлений: Валентина Гагарина потеснилась.
Астронавт искоса посмотрел на меня, но не удивился. «Юрий Алексеевич, я Андрей Вавилов, буду вашим переводчиком». Решил назвать его по имени-отчеству, всё-таки ему уже 27… Гагарин улыбнулся: «Значит, Андрюша?
Превосходно». Валя также улыбнулась; им понравилось, что рядом будет собственный – русский юноша с языком.
В тот же сутки мы перешли на «ты».
Индийцы разместили Гагариных и всю маленькую делегацию в резиденции премьера Джавахарлала Неру, дабы выделить особенное уважение к первому астронавту. Дом Неру – огромное двухэтажное строение на улице Тин Мурти Марг.
Помещений в том месте предостаточно. Неру жил обособленно, в собственной достаточно скромной половине, так что на кухне либо в коридорах (с нескончаемыми последовательностями книжных полок) он с гостями не сталкивался.
Необходимости в моём проживании в том месте не было: сопровождавшие Гагарина лица владели английским в достаточной степени, дабы решать бытовые вопросы. Дом Неру в десяти минутах на машине от советского консульства.
Каждое утро меня подвозила машина, и начинался рабочий сутки, в большинстве случаев до полуночи.
На кинопросмотре в консульстве: Гагарин, Неру, Валентина Гагарина, дочь Неру Индира
Гагарина сопровождала маленькая несколько: генерал Николай Петрович Каманин (человек немногословный, строгий и чёткий), советник МИД СССР Николай Иванович Смирнов (скромный и спокойный), Г.А. Беликов и А.В.
Русяев – оба в официальном перечне были обозначены как «сотрудники аппарата ВС СССР». Наконец, особый обозреватель «Правды» – толстый весёлый Николай Николаевич Денисов, что сопровождал Гагарина в зарубежных поездках и вёл литературный ежедневник, что преображался в интересные книги.
Летал с нами и юморной Павел Барашев от «Комсомольской правды».
Юре Беликову я был рад. Во второй половине 40-ых годов двадцатого века отечественные родители пребывали на дипломатической работе в Вашингтоне.
Юра получал образование 10-м классе советской школы, был существенно старше меня. Спортсмен, сорвиголова, любимец отечественных школьниц.
Во второй половине 40-ых годов XX века на протяжении пожара в Чёрном море на теплоходе «Победа», на котором многие семьи возвращались из Америки, он храбро выручал пассажиров. И вот передо мной сдержанный сотрудник Девятого управления КГБ, «прикреплённый» Гагарина, его телохранитель – так как всякое может произойти в зарубежной поездке.
Беликов был популярен среди астронавтов. К сожалению, финиш его был трагичен. В конце 1980-х он заболел раком, лекарств не было, как не было и средств – в условиях развала и перестройки страны.
Он был должен реализовывать автографы друзей-астронавтов. Но уже нет ничего, что могло ему оказать помощь
С Гагариными я был неразлучен с раннего утра до поздней ночи. Переводил его беседы с индийцами, все публичные выступления. Время от времени на хинди Юру переводил индийский переводчик Гонзалвес.
Но это было редко, в том месте, где британский имели возможность не осознать: на ферме, в деревне. В Калькутте, где говорят на бенгали, переводил я, потому что учил его шесть лет в университете. Но 90% выступлений Гагарина я переводил на английский.
Не уверен, что те десятки тысяч индийцев, каковые слушали речи Гагарина на следующем митинге, осознавали британский. Да это им и не требуется было.
Основное, они видели «человека с небес», что за полтора часа облетел земной шар со скоростью 28 тыс. км в час (за час индийский буйвол в лучшем случае провезёт телегу километров пять до соседней деревни). Для несложных индийцев Гагарин представлялся божеством: так как он замечал отечественную планету с невиданной высоты, из тёмного космоса.
Индусы – люди набожные, их духовный мир населён сотнями всевышних – это Шива, Вишну, Ганеш… Гагарина они принимали в последовательности небожителей, чуть ли не существо с Луны; он для них был сказкой наяву.
Замечая реакцию участников митингов, многие из которых приходили пешком из окрестных сёл, я поразмыслил, что, пожалуй, для весов индийского населения возможность заметить астронавта, услышать, а кому повезёт, и дотронуться до него – было серьёзнее, чем вникать в суть его слов о дружбе и мире.
В последующие годы моей дипломатической работы я переводил Брежневу, Косыгину, Громыко, десяткам зарубежных фаворитов: Никсону, Киссинджеру, Индире Ганди… Принимал участие в изнурительных переговорах, время от времени ночных, по острым проблемам разоружения с американцами.
Но в жизни у меня не было для того чтобы плотного графика, как в те незабываемые десять дней с Юрием Гагариным. Удивляюсь, как я не упал, не заболел а также не охрип.
Возможно, роль сыграл и душевный подъём, что чувствуешь, в то время, когда трудишься рядом с неповторимой личностью; отдаёшь себя всего. Юра нам подавал пример и передавал часть собственной энергии.
не забываю, поздно вечером в Бомбее Юра выступал на митинге. Мне заявили, что масса людей была в полмиллиона человек. Тёмную ночь пронизывали лучи прожекторов, каковые слепили нам глаза на трибуне.
В этот самый момент со мной произошло непонятное. Я онемел, не имел возможности сказать ни слова. Юра с удивлением повернулся ко мне и повторил фразу.
Масса людей ожидала, не осознавая, что происходит. Юра снова нормально повторил собственные слова и кивнул мне, словно бы подбадривая.
Голова моя прояснилась, я получил язык и возобновил перевод. Больше таких обстановок у меня в жизни не было.
Это был итог перенапряжения. Число выступлений Гагарина тяжело было сосчитать. Я попытался, оказалось рассчетных «официальных» около сорока. А какое количество неожиданных?
Большое количество было нужно Юре выступать, сказать. Я его как-то задал вопрос не в серьез: «Вот ты большое количество говоришь, а я говорю вдвое больше, перевожу твои слова на английский и слова хозяев – на русский.
Но кто не забывает твоего переводчика?» Он засмеялся и похлопал меня по плечу: «Я тебя не забываю».
Юра был прирождённым оратором. Выступал он коротко, образно. Ему никто не писал речи, он ни при каких обстоятельствах не просматривал по бумажке. Но просил заблаговременно информировать, перед кем он будет сейчас выступать, посоветовать , в случае если имеется.
Память у него была замечательная. Сказать на тему о космосе, дружбе советского и индийского народов, о мире на Земле нужно было по возможности различными словами.
Сопровождавшая нас индийская и европейская пресса всё подмечала и в обязательном порядке бы иронизировала по поводу дежурных фраз – они же не отправляли в собственные редакции выверенные и верно сформулированные репортажи, как делала это советская пресса.
Была и вторая трудность: очень многое в советской космической программе, ввиду её связи с военной областью, было ещё засекречено. Из этого и недомолвки в Юриных ответах на вопросы – к примеру, об событиях посадки его корабля, о появляющихся проблемах, о замыслах на будущее.
Общаясь каждый день по большое количество часов, я не спрашивал о подробностях его работы, о полётах. Тогда эти темы были за семью замками, и интересоваться ими в частных беседах с астронавтами было неуместно.
Напомню, что в те годы ещё не были кроме того рассекречены имена Главного теоретика и Главного конструктора космонавтики (Королёва и Келдыша), да и имена его товарищей-астронавтов. Совместный полёт с американцами, проект «Альянс – Аполлон», состоялся только через четырнадцать лет, в 1975 году.
Само собой разумеется, Гагарин, как человек армейский, строго выполнял режимные требования. К счастью, рядом был Каманин (один из первых храбрецов СССР, глава отряда астронавтов), что знал, о чём возможно и о чём до тех пор пока нельзя говорить.
Юра его слушался безоговорочно и относился к нему, я бы сообщил, по-сыновьи.
Не обращая внимания на эти ограничения, Юре получалось в собственных выступлениях обнаружить новые слова, приспосабливать их к аудитории, будь то многотысячные «гражданские приёмы» в Дели, Лакнау, Калькутте и Хайдерабаде либо обед у премьера, делийский университет, лётный клуб либо офицерская столовая, киностудия в Бомбее, советская колония в Дели либо молочная ферма. К этому нужно прибавить выступления на Всеиндийском радио, десятки маленьких интервью…
Да и много обстановок, где нужно было легко поговорить с индийцами, неизменно Юру окружавшими.
Впечатляли меня невозмутимость уверенность и юры в себе: ну не юный юноша, а готовый госдеятель! Рядом с Гагариным я ощущал себя мальчишкой, не смотря на то, что был сотрудником консульства.
Действительно, в отличие от многих серьёзных деятелей, в его присутствии мы не чувствовали стеснения – тянуло поболтать, пошутить (на шутки он реагировал с наслаждением). На нём неизменно хорошо сидела форма майора советских ВВС – она весьма нравилась индийцам.
А в то время, когда он надевал белый как снег китель, то ещё больше. Благо сезон был в индийском понимании зимний, особенной жары не чувствовалось, но переодеваться Гагарину приходилось довольно часто – Индия не самая стерильная в мире страна.
Юра всегда был опрятен, гладко выбрит. Под стать ему была Валя – очаровательная, приветливая, робко, но со вкусом наряжавшаяся.
У меня сложилось чувство, что Юра с некоей иронией относился к официальным речам. В личном общении он избегал выспренности. Да, в собственных публичных выступлениях в Индии он сказал о отечественной основной цели – построении честного и равноправного общества.
Будучи русским коммунистом и патриотом, он верил в отечественные совершенства, в славное будущее СССР, но ни разу не пробовал представить отчизну как идеал, пример, которому обязан направляться остальной мир. Наоборот, в каждом его выступлении сквозило уважение к населению украины, его независимому курсу и культуре её начальников, к перемещению неприсоединения.
Он не осуждал Запад и капитализм, а, наоборот, высказывал надежду на сотрудничество с американскими космонавтами. Неоднократно он давал слово своим слушателям, что непременно в космос отправится индиец (им стал в первой половине 80-ых годов XX века майор Ракеш Шарма, 138-й астронавт по счёту).
Поражало необычное терпение Гагарина: ни разу он не пробовал отменить мероприятие, прервать беседу, отказаться от встречи. По-моему, он относился к собственной новой роли политического посланца СССР как солдат. Приказано – сделано, каких бы сил это ни стоило…
Только два раза при мне он рассердился. Первый раз по поводу назойливого переводчика-индийца, приставленного к нему, как мне показалось, от разведки. «Слушай, Андрюша, – шепнул мне Юра, – что данный загорелый всё время с нами – в машине, за ужином?
Нормально не поболтаешь. Давай от него избавимся, хочется хоть мало побыть среди собственных». Несколько раз мы скоро уезжали, пока индиец не успевал сесть в машину.
Намёк он осознал и больше в отечественную компанию не лез.
Я давал предупреждение Гагариных о некоторых изюминках специфической пищи и индийского этикета (через чур острой, а время от времени и непонятной по составу), формах приветствия. Была комичная обстановка, в то время, когда Юра отпрянул от поклонника, что неожиданно согнулся перед ним и дотронулся до носков его ботинок.
Юре показалось, что что-то не в порядке с его обувью. Он засмеялся, услышав моё объяснение, что это индусский жест особенного уважения к гостю.
Я ему не дал совет пробовать «бетель», смесь из пряностей, – её жуют многие индийцы, привыкшие к легко наркотическому действию бетельного ореха. дёсны и Зубы становятся красно-лиловыми, и их тяжело отмыть. А ведь в Индии предложить бетель незнакомцу – символ внимания, и отказываться не принято.
Юра всё скоро схватывал: ему понравилось, что в Индии достаточно сложить ладони для приветствия и сообщить «намасте», вместо того дабы жать тысячи ладоней в европейском приветствии. Что не нужно отказываться от цветочных гирлянд, каковые ему надевали на шею, и тем более не нужно пробовать отдавать их дамам.
Он был признателен, в то время, когда я ему заблаговременно информировал имена, личные особенности и положение деятелей, каковые его принимали. Так, дабы он ненароком не поинтересовался у соседа на ланче, чем тот занимается (это был Чаван, основной министр штата, потом грозный глава МВД).
Я в консульстве занимался вопросами внутренней политики Индии, исходя из этого прилично знал персоналии. Нужно было посоветовать, кто из министров отличается проамериканскими взорами, а кто тяготеет к СССР, как, к примеру, глава МинОбороны Кришна Менон – с последним возможно сказать откровеннее.
Запомнилась встреча с Неру в его резиденции. Неру был фотогеничен, постоянно выглядел подтянутым, энергичным, приветливым.
Он продемонстрировал нам скульптуру «Космос», установленную на лужайке (презент индийского автора). Сфотографировался с нами.
Фото Юре понравилось. А в то время, когда я продемонстрировал ему мою шутливую подпись, он засмеялся.
Якобы Валя обращается к Неру: «Не чешитесь, они фотографируют».
Неру пригласил чету Гагариных во внутренние покои. Индийский протокол предотвратил, что имеется в виду беседа с глазу на глаз. Мы состоялись в гостиную и уселись на мягкие яркие кровати.
Неру снял собственную белую пилотку партии Индийский национальный конгресс. Он сходу изменился: показался утомившимся и постаревшим. без звучно на нас наблюдал.
Юра вопросительно посмотрел на меня – я кивнул, позволяя понять, что лучше ему начать разговор. Он начал рассказывать о полёте, о собственных мыслях о космосе и отечественной Почва. Глаза Неру были полузакрыты.
По окончании паузы он внезапно оживился и задал вопрос: «А как вы в том месте дышали?» Вопрос был неожиданный и, казалось бы, простой, но Неру не был техническим экспертом, а скорее историком, философом; быть может, он думал о близости к вечному космосу, о душе.
Юра виду не подал, что удивлён, и стал детально говорить о совокупностях жизнеобеспечения корабля «Восток». Неру радовался, казалось, он в полудрёме.
Я шепнул Юре, что нам пора уходить. Неру оживился, встал и проводил нас до двери.
Мне показалось, что Неру был в эти дни нездоров. Однако он счёл нужным лично находиться на митинге в честь Гагарина на делийском стадионе и на приёме в советском консульстве. В том месте он опять смотрелся энергичным и добрым – таким его привыкли видеть миллионы индийцев.
На кинопросмотр в консульство Неру привёл собственную дочь Индиру. Он её весьма обожал и очевидно готовил к политической карьере.
Так и оказалось: ей было суждено стать премьером страны через пять лет.
Мы посетили и президента Раджендру Прасада. Похожий на хорошего деревенского дедушку, Прасад сидел в кресле в носках, положив ступни на снятые тапочки.
Вопросов он не задавал, лишь слушал Юрин рассказ о полёте.
Посещение Гагариным двух легендарных индийских политиков, чьё здоровье было подорвано годами заключения в тюрьме на протяжении борьбы за независимость от Англии, покинуло грустное чувство. Прасаду оставалось жить меньше двух лет; он погиб в первой половине 60-ых годов двадцатого века в возрасте 77 лет.
Неру скончался годом позднее в возрасте 75 лет.
Гагарина с нетерпением ожидала советская колония. И вот мы въезжаем на территорию жилого города консульства. Много сотрудников с семьями, цветы, хохот, суматоха.
Гагарин сам предлагает сфотографироваться с детьми, берёт двоих на руки, фуражка съезжает ему на глаза, он смеётся. Все устраиваются на ступенях отечественного клуба. Мне переводить не нужно, я отдыхаю, стою в сторонке.
Внезапно слышу громкий голос Юры: «Андрюша, ты куда пропал, садись рядом!» Мне некомфортно, с ним рядом сидит посол, но было нужно тому потесниться.
Много лет спустя в различных семьях бывших сотрудников консульства я видел эти фотографии. Уже их сыновья и взрослые дочери с гордостью показывали: «Вот это я, мне было тогда 3 года (4, 5 лет)! Мы тогда не осознавали, кто таковой Гагарин, но как прекрасно, что сфотографировались!»
Наговорившись и насмеявшись, Гагарин попросил посла продемонстрировать обычную квартиру сотрудника консульства. Посол задумался: в случае если зайдём наугад, а в том месте беспорядок? «А давайте в Андрюшину!» – посоветовал Юра. Меня рядом не было.
Мне позже поведала супруга: звонок в дверь, и внезапно в отечественную однокомнатную квартиру входят посол и Гагарины. Юра смеётся, говорит, что знает Марианну заочно, по моим рассказам, а Валя информирует, что я её советовал для перевода на грядущей встрече с индийскими дамами.
Марианна, само собой разумеется, с удовольствием соглашается, она знаток британского. Позднее Гагарин комично изображал удивление моей жены.
По окончании краткого нахождения в Дели, мы вылетели в поездку по стране. Сопровождали чету Гагариных посол его супруга и Бенедиктов Татьяна Константиновна.
В отличие от многих жён послов «командирского типа» она не вмешивалась в служебные дела мужа и пользовалась искренним уважением коллектива. С нами полетели кроме этого советник консульства по культуре Сергей Сергеевич Вещунов с женой Зоей и Валентин Зимин – ассистент посла.
От индийских ВВС (возможно, от работы безопасности) делегации был придан усатый мускулистый лейтенант Р.С. Шукла.
Перелёты из Дели до Лакнау и дальше до Калькутты, Бомбея и Хайдерабада длились по два-три часа. Я дремал урывками, дабы вернуть силы. Валя, я увидел, также отдыхала, а Юра продолжал активную деятельность: просматривал, что-то обсуждал с Каманиным.
Ситуация на борту Ил-18 спецотряда «Аэрофлота» была свободная, радостная. Дверь в кабину лётчиков была неизменно открыта, и я зашёл в том направлении взглянуть, как Юра сидит за штурвалом и пилотирует огромную машину (он это делал пара раз).
Видно было, как нравится он лётчикам – для них он был боевой друг.
Бомбей – столица индийской киноиндустрии, кроме того прозвище он взял Болливуд. На киностудии Гагарина приветствовали кумиры индийской и советской киноаудитории Радж Капур и Наргис – киногерои «Бродяга», что в далеком прошлом покорил отечественного зрителя.
Беседы, действительно, не получилось, потому что организаторы устроили концерт акробатов, каковые выделывали кренделя на висячих канатах. Для актёров принципиально важно передавать личное обаяние, и его индийские актёры получили от Гагарина сполна.
Астронавта окружили десятки прекрасных девушек из кордебалета индийских танцевальных фильмов – необходимо сфотографироваться и взять автограф. Индийская охрана еле пыталась внести элемент организации, но её девушки отпихивали.
Какой же приём на Востоке обходится без богатого угощения? Неприятность еды, её изобилия и разнообразия стала одной из основных.
Юра с наслаждением пробовал экзотические индийские блюда. Запивал свежевыжатым соком – манго либо апельсиновым либо водой со льдом.
Я контролировал у официантов, приготовлен ли лёд из кипячёной воды? Редко Гагарин запивал вином либо виски Johnny Walker, подливать которое отечественный посол не разрешал никому, делая это сам. Юра удивился, заметив, как кое-какие индийцы берут еду руками.
Ему понравилась история, как Хрущёв спросил у Неру, из-за чего тот не пользуется вилкой. Неру улыбнулся: «Пользоваться вилкой для нас – всё равняется что заниматься сексом через переводчика».
На фото видно, что русские закуски Неру понравились.
ужины и Обеды устраивались в различных дворцах, но по части убранства столов всех превзошёл повар отечественного посла, превосходный кулинар Олег Хусточка. Под его управлением в консульстве был организован коктейль на полторы тысячи человек.
Дабы Гагарина не смяли, его провели в конце приёма за высокие двери, где Олег организовал фуршет на тридцать персон – послов социалистических государств, управления делегации и нашего посольства из Москвы. Это было не лишним: гости ловили Юру по всем углам, дабы сфотографироваться, а один раз было нужно кроме того поставить дежурного у дверей туалета – были желающие перехватить его и в том месте.
Однако один индийский журналист ухитрился пробраться на фуршет, где он попросил Юру расписаться на обложке издания. Юра сначала не осознал, что за издание, и культурно отказался.
В этот самый момент Олег показал дипломатическую подготовку и растолковал, что это издающийся консульством издание Soviet Land и что подписать его возможно. При всей собственной открытости Гагарин был осмотрителен.
В суматохе имели возможность подсунуть на подпись что угодно, исходя из этого он верно послушался совета опытного сотрудника консульства. Тут же расписался на нескольких экземплярах издания, подарив один Олегу.
Время от времени мы ужинали вчетвером: Гагарины, Каманин и я либо втроём, т.к. Каманин не обожал вечером засиживаться; все дни были тяжёлыми, расписанными до мелочей, и для отдыха оставалось мало времени.
Только в Бомбее выкроили час вне программы, отправились в национальную резиденцию на краю города покупаться в океане. Слава всевышнему, пляж был защищаемым, никто не доходил.
На моём фото видно, что Юра отличался складным и крепким телосложением – он кроме того казался выше собственного роста. Вода была тёплая и не освежала.
В большинстве случаев мы ели всё, что подавали индийские официанты, а также карри, тандури чикен, лепёшки и достаточно приторные бенгальские сладости, время от времени сдобренные практически прозрачными листочками серебра.
Я удивился, в первый раз заметив, как Юра выпил вина и внес предложение мне. Я-то думал, по наивности, что астронавты ни капли в рот не берут! Беседы отечественные были по большей части об Индии; Гагарины задавали вопросы, я говорил.
Юра дал согласие со мной, что Индия завораживает обилием запахов и красок, да и солнца. Он утвержает, что посещение данной страны – это неожиданный переход от чёрно-белой плёнки к цветной.
Иногда Юра вспоминал детство, жизнь в оккупации в деревне под Гжатском. Я поразмыслил: знал бы тот немец, что мальчик, которого он с семьёй выгонял из избы в холодную землянку, станет первым астронавтом планеты!
В Калькутте мы остановились в губернаторском дворце. Вечером должен был состояться официальный обед. Я ожидал Гагариных внизу около входа в зал.
Показалась губернаторша госпожа Отыщу со свитой. Юры нет.
Она начинает нервничать и что-то со злобой шепчет ассистенту. Я шепчу Каманину, что некомфортно, возможно, сбегать поторопить Юру? «Ничего, подождёт, – говорит Каманин. – Губернаторов большое количество, а астронавт у нас один».
Показался Юра, как неизменно, обширно радуясь. Я всё-таки счёл нужным пробормотать губернаторше извинения. Позже шепнул об этом Юре. Он ответил, что я поступил верно, это его упущение – продолжительно переодевался к обеду.
За столом, как неизменно, он был само обаяние. Губернаторша скоро оттаяла.
В Хайдерабаде гражданский митинг происходил на фоне высокой крепости – дворца Низама штата Андхра Прадеш (бывшего князя). Юра попросил меня определить, запрещено ли посетить дворец?
Индийские сопровождающие стали ссылаться на то, что Низам в отсутствии, они не смогут подготовить посещение… Я настаивал: Гагарину не нужен протокольный визит с почестями, он просто хочет осмотреть дворец эры Моголов.
Нас повезли на бугор. Мы прошли через кованые ворота дворца во внутренний двор. Поразил закинутый вид помещений.
Они были вынуждены древней мебелью, столами с горами посуды, лампад, книг… Кровать с ножками из горного хрусталя – на ней груда вышитых золотом кафтанов. На всём густой слой пыли.
Низам славился собственной жадностью и очевидно экономил на уборке. По слухам, приобретая огромное количество цветочных гирлянд в виде торжественных подношений, он приказывал слугам позже тайно их реализовывать на рынке.
Индийский визит Гагарина доходил к концу. в первых рядах у Гагариных – Цейлон. Юра нежданно задал вопрос, не желаю ли я с ним в том направлении полететь – он ко мне привык. Я заявил, что с наслаждением, но нужно задать вопрос посла.
Что Юра и сделал, но посол по непонятной обстоятельству начал тянуть с ответом. В последний сутки Юра чертыхнулся: «Вот резинщик!» На Цейлон я не полетел, не смотря на то, что весьма хотелось – усталости я не ощущал.
По всей видимости, посол не захотел запрашивать Москву по поводу моего вылета в третью страну, да и у меня паспорта с собой не было, и виза нужна… Эти технические подробности он имел возможность бы решить сам на месте: человек он был властный и решительный, был одним из самых молодых министров в сталинскую эпоху…
Я успокоил Юру, сообщив, что в Коломбо ему в обязательном порядке дадут переводчика из консульства. Он с досадой махнул рукой.
Бенедиктов обожал подчёркивать, что посол – это «советская власть в стране», т.е. он решает, и Гагарину спорить с ним было бы несолидно.
В хайдерабадском аэропорту перед отлётом Юра внезапно потянул меня за рукав: «Отправимся скоро в самолёт, я тебе подпишу фотографии, сколько необходимо. Знаю, у тебя будут просить мои автографы.
Вот и будешь дарить». «Уже умоляют, – сообщил я. – Ты улетаешь, сейчас для некоторых моих привычных последняя возможность».
На виду всей толпы провожающих мы встали по трапу, сели за столик в основной кабине, и Юра не торопясь подписал штук десять фотографий. Подмигнул: «А собственную книгу я тебе отправлю – она не так долго осталось ждать выходит».
Через иллюминатор я видел, как терпеливо под солнцезащитным тентом ожидают основной министр штата Сандживайя со свитой, отечественный посол… «Сейчас пошли прощаться», – сообщил Юра. Мы вышли из самолёта в палящий индийский зной в последний раз, на церемонию праздничных проводов. Оркестр сыграл коммунистический гимн, позже индийский – Jana Gana Mana
Белый Ил-18 с бортовым номером СССР-75742, что за эти дни стал для меня родным домом, разогнался, взмыл в небо, накренился и лёг на курс к югу. Стало безрадостно.
Чувство было, что я случайно коснулся истории и вот она ушла вперёд, а я возвратился к будням, каковые показались блёклыми и неинтересными. Все три часа обратного полёта в Дели на рейсовом самолёте Air India я прочно дремал.
Дома меня ожидала Марианна с вкусным ужином (помог повар посла Олег). У нас собрались приятели: юные сотрудники консульства, дабы отпраздновать окончание визита Гагарина.
Вечером посол подпишет весточку в Центр о политических итогах исторического визита первого астронавта в Индию. Одним из первых читателей будет Примьер, Первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущёв.
Не смотря на то, что по рангу я ещё не был допущен до чтения шифртелеграмм, но предполагал, какие конкретно в том месте будут слова: «триумфальный визит», «поднял престиж СССР на новую высоту», «укрепил позиции его стратегию и Неру на упрочнение связей с СССР»… Всё это соответствовало действительности и не было преувеличением.
Мне же были дороже индивидуальные воспоминания – их не отразить ни в одном официальном отчёте.
В последующие годы советские астронавты неоднократно посещали Индию. В январе 1962 года празднично был встречен Герман Титов – «Астронавт номер два».
Он совершил остановку в Дели по пути во Вьетнам, куда был приглашён Хо Ши Мином. Не смотря на то, что для того чтобы публичного ажиотажа, как на протяжении визита Гагарина, не было, индийское управление окружило Титова вниманием, а посол Бенедиктов устроил пышный приём.
Мне снова поручили переводить астронавту. Титов был всего на год старше меня, и мы сходу стали на «ты».
Тем более он привёз мне сюрприз: книгу от Гагарина «Дорога в космос», которая вышла в свет в декабре 1961 года, с дарственной надписью его и Вали: «Марианне и Андрею Вавиловым в память о первом поездках и космическом полёте по Индии. С наилучшими пожеланиями…» В отдельном конверте было тёплое письмо от Вали; она вспоминала Индию, благодарила за фильм, что я им позднее передал в Москве.
Ещё раз я поразился таковой внимательности. Юра держал свой слово: давал слово – выполнил, и не имеет значения, что и кому – президенту далёкой страны, полководцу либо безвестному молодому переводчику.
Титову я задал интересовавший меня вопрос, что он фотографировал из космоса, поскольку его полёт длился более дней, 17 витков! Герман пожал плечами: «Снимал большое количество. Дал плёнки в лабораторию, а они так перестраховались, что практически всё сломали при проявке».
Он жалел, что не заметит Индию, не попытается её кухню, о которой столько слышал.
В феврале 1963 года в Дели побывал «Астронавт номер три» Андриян Николаев, также проездом. Он был на семь лет старше меня. Смотрелся солидным, был немногословен; его мужественное чувашское лицо не выдавало чувств – полная противоположность Гагарину.
Снова приём в консульстве, встречи с управлением Индии.
Николаев спросил, в чём состоит моя работа. Я заявил, что пишу справки о внутренней политике Индии, вижусь с чужестранцами, добываю данные, время от времени перевожу…
Николаев набрался воздуха: «Увлекательная у вас, дипломатов, жизнь, ездите по различным государствам…» Слышать такое было нежданно. Я спорить не стал, а про себя поразмыслил: как возможно сравнивать в неспециализированном-то кабинетную работу с космическими путешествиями?
Поездок не так долго осталось ждать у Николаева стало большое количество, так что напрасно он огорчался. В конце того же года он снова прибыл в Индию, уже на пара дней вместе с супругой Валерием и Валентиной Терешковой Быковским.
Сопровождал их мой дорогой друг, атташе консульства Алексей Никифоров, знаток хинди и британского.
Я не забывал собственное обещание Каманину дать снятые мной кинокадры гагаринского визита. Не знаю, как я успевал, но я таскал с собой тяжёлый 16?мм «Болекс», подаренный мне в своё время отцом, и обнаружил время снимать.
Будучи в отпуске в первой половине 60-ых годов двадцатого века в Москве, я склеил отснятые мною 100-футовые бобины кодаковской цветной плёнки и повёз фильм на Пироговку. Николай Петрович вышел из подъезда громадного серого строения. С фильма ему снимут копию.
Спустя семь дней он мне позвонил и вернул фильм у того же подъезда (он не заявил, что размещалось в этом строении).
Я думал, больше ни при каких обстоятельствах не замечу Гагарина, не поболтаю. Но встретиться было нужно ещё раз.
Летом 1963 года мы с супругой возвратились из трёхлетней индийской командировки. Я был принят на работу в Бюро переводов МИД. По роду работы переводчики дежурили на громадных кремлёвских приёмах, куда приглашались зарубежные фавориты и дипкорпус.
Как-то в Георгиевском зале, попереводив Брежневу, что чокался с зарубежными послами и обменивался с ними шутками, я попросил сотрудника занять моё место – хотелось перекусить. Угощение в Кремле, как неизменно, было отменное.
Я направился вглубь зала, миновав сотрудников «Девятки», каковые создавали незаметный барьер перед главным столом, дабы отсекать от управления страны через чур назойливых гостей. В глубине зала увидел группу молодых армейских лётчиков – отечественные астронавты!
В центре группы – Гагарин, говорит что-то забавное. Мы обнялись.
Он заявил, что с наслаждением вспоминает Индию, такое не забывается. Расспросил обо мне.
Я сказал, что у меня и Марианны только что появился сын. «Как назвали? Георгий? Значит, будет Георгием Победоносцем!
Давай за него выпьем».
К астронавтам всегда подходили другие участники приёма – кое-какие по виду громадные главы. Я отошёл в сторону.
Юра стал публичной фигурой, он большое количество ездил, довольно часто оказался в новостях, мало принадлежал себе. Пожалуй, в те годы он был самым узнаваемым, фотографируемым и популярным человеком на Земле.
Казалось, таким он будет неизменно. Никто не думал, что жить ему оставалось четыре года…
Через пять десятилетий по окончании обрисовываемых тут событии (желал бы раздельно поблагодарить за помощь в их публикации Владимира Зимянина) я был в командировке в Риме на международнои конференции. В первом ряду приметил почётную гостью – звезду киноэкрана моей юности Джину Лоллобриджиду.
Я подошёл, заявил, что в своё время трудился переводчиком Гагарина, и напомнил ей об известной фотографии, где она целует астронавта в щёку. Джина согнулась ко мне поближе, она не хорошо слышала.
Оживилась и с грустью сказала: «Он был превосходный человек…» Я возвратился на собственное место и продемонстрировал на Джину двум привычным молодым американцам – делегатам конференции. Они её не знали.
Но Юрия Гагарина они не забывали.
106 мин. Гагарина. Что пряталось под грифом \
