102-Летний ветеран: «советские – лучше всех. не для лозунгов»

102-Летний ветеран: «советские – лучше всех. не для лозунгов»

Cамый пожилой участник ВОВ во Владивостоке отметил собственный 102-й сутки рождения в светлой памяти и здравии, которая не изменяет ему до сих пор

«Нехитрое дело лет до ста прожить.

Первое – это не выпивать, не курить.

Всё другое умеренно,

И… будьте уверены.

Как говорится, сборы недолги.

Нет, товарищи геронтологи,

Совсем не просто

Прожить лет до ста.

Не просто – прожить.

Какая по судьбе протянется нить?»

 

СЕБЕ НЕ ХОТЕЛ ОН Спокойствия

В то время, когда 102-летний Хаим Гольдберг просматривает наизусть собственные стихи, думает о судьбе страны и родного края в целом, начинаешь частично открывать и секрет его  долголетия. Человек, проживший столь тяжёлую судьбу, поныне не сидит на печи, а в мыслях ведёт «нескончаемый бой, в котором люди гордятся тобой».

Неповторимая память ветерана удерживает не только целые пласты прошлой эры, но и многие отдельные подробности самых встреч и разных событий. Он отчётливо не забывает, как на громадном лугу у окраины белорусского города Борисов, где в одном из домов жила и их семья, расположился конный отряд красноармейцев, шедший в боевой поход с юга на польский фронт.

Шестилетний Хаим, его друзья Юрка, Стасик и ещё около десятка таких же сорванцов тут же устремились к людям в военной форме, их лошадям.

— Мне красный начальник товарищ Гай дал путёвку в новую независимую судьбу, – отнюдь не шутя говорит Хаим Моисеевич, – и я этим фактом горжусь. Чуть те конники стали под Борисовом на постой, нас как магнитом потянуло к этим отважным людям.

И скоро купали в речке коней, давали им с рук корочки хлеба, они нас выясняли. Прощаясь с обитателями, начальник Гай подозвал собственных эскадронных, распорядился посадить на мальчишек и лошадей, а меня усадил рядом с собой.

Сыграли походную, тронулись рысью. Армейский оркестр уже игрался Интернационал, в то время, когда мы с отрядом шли через целый городишко, и отечественные детские сердечки чуть не выскакивали от гордости.

Вот так, образно говоря, въехали мы в революцию, в новую судьбу по окончании гражданской войны. Ещё не было пионерских организаций, а мы тут же создали собственную, поклявшись приятель перед втором быть примером во всём, помогать родителям и не сильный, оберегать огороды от чужих набегов, закалять себя физически.

Он не забывает, как во второй половине 30-ых годов XX века, в то время, когда  служил в автобатальоне под Смоленском, к ним в часть приехала к себе домой известная актриса Любовь Орлова. Зал Дома офицеров был переполнен, а в завершение творческой встречи ему, как секретарю комсомольской организации, доверили вручение Любови Петровне букета цветов.

Хромовые сапоги начистил очень, шагнул из-за кулис в беспокойстве. И тот её поцелуй ещё ни один сутки пылал на щеке молодого бойца!

— Да, большое количество было необычных встреч и до войны, и позднее, — увидел Хаим Моисеевич. – К примеру, на фронте, чуть выдались часы затишья, к нам приехала  Лидия Русланова. На полянке натянули танковый брезент, рядом наготове – зенитки, а она так красиво пела под баяны.

Обаятельная дама, наряду с этим вела концерт сама. танкисты и Кавалеристы в тот сутки душой воспряли, в голове одно – скорее достигнуть победы над ненавистным неприятелем!

Войны с гитлеровскими захватчиками хватило и на долю Гольдберга. Вчерашний ученик кузнеца, выпускник Фабрично-заводского училища, он, рабочий юноша из иудейской семьи, грезил получать образование Москве.

И это громадное желание по окончании работы в армии практически сбылось. Хаим поступил в столичный пединститут на исторический факультет, с головой окунулся в увлекательную студенческую судьбу, стал участником ВКП(б), но… всё остановила война.

В 41-м с приятелями добровольцем записался в народное ополчение защищать Москву. Их коммунистический батальон обороны занял одну из передовых позиций. Но Гольдберга скоро отозвали на ускоренную учёбу в Военно-политическую академию.

А позднее он, уже лейтенант прошёл 9-месячные направления в танковой академии на Урале и весной 1943 с аттестацией на пост комиссара штаба танковой бригады попал на действующий фронт.

— Это была громадная должность – сходу майорская звезда, – говорит ветеран. – Но тут вышел приказ ликвидировать университет комиссаров. И началась моя работа с мелких должностей.

Я отправился на Уральский завод, где мне дали роту танков и послали в часть на работу командир роты. Но в том месте вакансии не выяснилось, и меня послали за новыми Т-34. А позже мне нашли должность комвзвода.

С этого и началась моя эпопея на Великой Отечественной.

 

«Мы «Ура» не кричали, выводя собственные танки в наступление.

И не выпивали вина, дабы с ясной быть головой.

Лето. Рожь в васильках и прекрасные красные маки.

Нам по минам идти и пехоту вести за собой…».

 

«…В битвах с германскими захватчиками, преследуя соперника от Ковеля до Седлеца, из пушки танка стёр с лица земли одно самоходное орудие, две противотанковых пушки и до 15 офицеров и немецких солдат. Руководя танком руководства бригады, чётко держал сообщение с батальонами, в следствии чего давал возможность комбригу руководить боем.

При атаке на КП бригады танков соперника тов. Гольдберг обратил их в бегство и стёр с лица земли наряду с этим ещё один танк.

За бесстрашие и смелость в битвах хорош правительственной приза – ордена «Красная звезда».

Эту запись сделал в наградном странице на лейтенанта Хаима Гольдберга, вести войну с мая 1944 года уже на 1-м Белорусском фронте, командир роты управления капитан Макаренко.

В составе 36-й танковой бригады юный офицер принимал участие во многих тяжёлых битвах, прошёл всю Западную Украину, Польшу, форсировал Вислу, дошёл до Берлина. Покинул собственную «подпись» и на стене поверженного рейхстага: выбил точку выстрелом из пистолета, выцарапав рядом «И точка!».

— В сражении не щадил неприятеля, – вспоминает ветеран, – а в то время, когда заметил в Берлине изголодавшихся германских стариков, сжалось сердце, начал делить с ними собственный паёк.

 

«Над Вислой тяжёлые облака нависли.

Над Вислой холодный туман.

Цепляются облака за самые кручи,

А рядом – большой курган.

Горят над ним звёздочки разноконечные.

Тут по окончании поставят гранит.

Луны полумесяц надгробною свечкой

Покой его без звучно хранит…».

 

Прошли годы, а память 102-летнего человека и сейчас цепко держит очень многое с той поры.

— У меня было две встречи с полководцем той войны Жуковым, – говорит Хаим Моисеевич. – На реке Одер перед выходом в наступление мы расширяли плацдарм, как подъехали машины и из одной вышел Георгий Константинович. Поздоровались.

Он высказал собственные суждения о грядущем бое отечественному руководству. И мне, как офицеру связи, необходимо было не так долго осталось ждать донести его распоряжение в одну из частей бригады. «Основное – дойди», – прощаясь, напутствовал командующий фронтом.

Видно, большое количество гибло в том месте отечественных ребят, и он хотел мне быть живым. Я выполнил ту задачу, не смотря на то, что попал под бомбёжку, обегал глубокие воронки, а в то время, когда заскочил на попутную машину, меня-таки «прихватил» осколок разорвавшегося рядом боеприпаса… Второй раз заметил маршала Жукова, в то время, когда главноком Группой советских оккупационных армий в Германии приехал к нам на танкодром. И так как определил меня в строю танкистов. «Живой?!» «Так совершенно верно, – говорю, – я живучий…». «Ну, значит, продолжительно будешь жить!»      

Согласно точки зрения самого фронтовика, жизнь у него оказалась долгой и вследствие того что постоянно старался делать людям добро. К примеру, в тяжёлое послевоенное время помог выжить целой деревни башкирских староверов.

Сеять было нечем, в погребах осталась лишь перемёрзшая картошка. Людей ожидал голод.

Зная, что за такое раньше кроме того расстреливали, на риск и свой страх офицер внес предложение выгнать из картошки спирт. На вырученные от продажи деньги приобрели пара подвод с пшеницей.

Провожали бородатые мужики служивого со слезами на глазах.

Из армии танкист демобилизовался во второй половине 50-ых годов XX века, перебрался в Приморье. И ещё четверть века дал Дальневосточному пароходству, на судах которого ходил первым ассистентом капитана.

За его плечами – семь лет занимательнейшей работы в Арктике, участие в четырёх операциях по спасению, а также зарубежных экипажей. И где бы ни был – в море либо на берегу – писал стихи.

Одно из них посвятил первой даме-капитану дальнего плавания Анне Щетининой, с которой был прекрасно знаком.

Сейчас он говорит, что, возможно, спасённые люди молились за него, потому и дожил до таких лет в жёсткой памяти и довольно добром здравии. Утверждает: ему постоянно везло на хороших людей, в особенности отечественных, советских. «Советские – лучше всех.

Не для лозунгов. Легко мы отличались от вторых порядочностью, добросовестностью, искренним жаждой оказать помощь».

Стихи ветерана неоднократно звучали на творческих вечерах полковника в отставке Хаима Гольдберга, в особенности довольно часто те, что написаны им в перерывах между боями: «Мне помнится над Бугом ветхий дом», «Поле боя»,  «Победа». А на слова стихотворения «Смело – в наступление» написана песня, которую выполнили на протяжении презентации новой книги ветерана «Госпожа Победа» Владимир Пискайкин и заслуженный артист России Виктор Коркишко.

Как заметил тогда сам фронтовик, он отнюдь не опытный поэт, но с молодости увлечён поэзией и его стихи, каковые он решился издавать в столь почтённом возрасте, отличает честность. «У данной книги, написанной от души, весьма долгая история, поскольку она создавалась практически 80 лет. И в ней, не считая войны, большое количество сообщено о любви.

Не смотря на то, что любовь, на мой взор, – это вечная песня без слов…».

Константин ЛОБКОВ

В плен к неприятелю. Жизнь германских пленных в русском плену.


Читать также:

Читайте также: